Сказка 1001 ночь. 042. Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане и его сыне ШаррКане, и другом сыне Дау-аль Макане, и о случившихся с ними чудесах и диковинах
Читать сказки онлайн / Сказки 1001 ночь
Восемьдесят первая ночь
Когда же настала восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал Дау-аль-Макану: "И вторая девушка говорила твоему покойному отцу, Омару ибн ан-Нуману: "Один человек сказал Мухаммеду ибн Абд-Аллаху: "Дай мне наставление". И тот ответил: "Мое наставление тебе: будь в этой жизни владыкой воздержанным, а до будущей жизни рабом жадным". - "Как так?" - спросил человек. И Мухаммед ответил: "Воздержный в этой жизни владеет и вольной жизнью в будущем".
Говорил Гаус ибн Абд-Аллах: "Было два брата среди сынов Израиля, и один спросил другого: "Какое самое страшное дело ты сделал?" - "Я проходил мимо гнезда с птенцами, - отвечал тот, - и, взяв оттуда одного из птенцов, бросил его обратно в гнездо, но не к тем птенцам, от которых я взял его; это самое страшное дело, которое я сделал". - "А какое дело самое страшное из того, что сделал ты?" - "Что до меня, - отвечал ему брат, - то вот самое страшное дело, которое я совершаю: вставая на молитву, я боюсь, что делаю это только ради награды". А отец слышал их речи и воскликнул: "О боже, если они говорят правду, возьми их к себе!" И сказал кто-то из разумных: "Поистине, эти двое из числа достойнейших детей".
Говорил Сапд ибн Джубейр: "Я был вместе с Фудалой ибн Убейдом и сказал ему: "Дай мне наставление", а он отвечал: "Запомни из моих слов две черты: не придавай Аллаху никого в товарищи и не обижай ни одну из тварей Аллаха". И он произнес такое двустишие:
"Таким, каким хочешь, будь - Аллах многомилостив.
Заботы оставь свои - ведь в жизни дурными
Два дела лишь должно счесть, - не будь же ты Близок к ним,
Придача богов других и к людям жестокость".
А сколь прекрасны слова поэта:
"Когда ты не взял с собой запас благочестия
И встретишь по смерти тех, кто им запастись успел"
Ты каяться будешь в том, что с ними несходен ты,
И в том, что запаса ты не сделал, подобно им",
Затем выступила третья девушка, после того как отошла вторая, и сказала:
"Поистине, глава о подвижничестве очень обширна, но я расскажу из нее кое-что, что мне вспомнится со слов благочестивых предков.
Сказал кто-то из знающих: "Я радуюсь смерти и не уверен, что найду в ней отдых. Но я знаю, что смерть стоит между мужем и его делами, и я надеюсь, что добрые дела будут удвоены, а злые дела прекратятся".
Когда ученый Ата-ас-Сулами заканчивал наставление, он начинал трястись, дрожать и горько плакать. Его спросили: "Почему эго?" И он отвечал: "Я собираюсь приступить к великому делу, а именно - стать перед лицом великого Аллаха, чтобы поступать сообразно с моим наставлением. Поэтому-то Али Звина-аль-Абидин [139], сын аль-Хусейна, дрожал, вставая на молитву, и когда его спросили об этом, он сказал: "Разве знаете вы, перед кем я встаю и к кому обращаюсь?"
Говорят, что рядом с Суфьяном ас-Саури жил один слепой человек, и когда наступал месяц рамадан [140], он выходил с людьми молиться, но молчал и оставался дольше других. И говорил Суфьян: "Когда настанет день воскресения, приведет людей Корана, и они будут выделены среди других тем признаком, что им оказано будет большое уважение".
Говорил Суфьян: "Если бы душа утвердилась в сердце как следует, оно бы наверно взлетело от радости, стремясь к раю, и от печали и страха перед огнем".
И говорят со слов Суфьяна, что он сказал: "Смотреть в лицо несправедливому - грех".
Затем третья девушка отошла и выступила четвертая и сказала:
"А вот и я расскажу кое-что из того, что мне вспомнится из рассказов о праведниках.
Передают, что Бишр Босоногий [141] говаривал: "Я слышал, как Халид [142] говорил: "Берегись тайного многобожия!" - "А что такое тайное многобожие?" - спросили его. И он сказал: "Если кто-нибудь из вас молится и очень долго длит поясные и земные поклоны, то снова становится нечистым".
Говорил кто-то из знающих: "Добрые дела искупают злые", а Ибрахим говорил: "Я пробил Бишра Босоногого открыть мне кое-что из тайн истинной жизни, и он сказал мне: "О сынок, этой науке нам не следует учить всякого: из каждой сотни - пять, как подать с денег". И я нашел его слова прекрасными и одобрил их, - говорил Ибрахим ибн Адхам, - и однажды я молюсь и вижу - Бишр тоже молится. И я встал сзади него, творя поклоны, пока не прокричал муздзин [143]. И тут поднялся человек в обтрепанной одежде и сказал: "О люди, берегитесь вредоносной правды, и нет зла в полезной лжи; в необходимости нет выбора, и не помогут слова при отсутствии блага, как не повредит молчание, когда оно есть". Однажды я увидел, - говорил Ибрахим, - как у Бишра упал даник [144], и я встал и подал ему вместо него дирхем, но он сказал: "Я не возьму его". - "Это вполне дозволено", - сказал я. И Бишр отвечал: "Я не променяю на блага здешней жизни блага жизни будущей. Рассказывают, что сестра Бишра Босоногого отправилась к Ахмеду ибн Ханбалю... [145]"
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал Дау-аль-Макану: "И вторая девушка говорила твоему покойному отцу, Омару ибн ан-Нуману: "Один человек сказал Мухаммеду ибн Абд-Аллаху: "Дай мне наставление". И тот ответил: "Мое наставление тебе: будь в этой жизни владыкой воздержанным, а до будущей жизни рабом жадным". - "Как так?" - спросил человек. И Мухаммед ответил: "Воздержный в этой жизни владеет и вольной жизнью в будущем".
Говорил Гаус ибн Абд-Аллах: "Было два брата среди сынов Израиля, и один спросил другого: "Какое самое страшное дело ты сделал?" - "Я проходил мимо гнезда с птенцами, - отвечал тот, - и, взяв оттуда одного из птенцов, бросил его обратно в гнездо, но не к тем птенцам, от которых я взял его; это самое страшное дело, которое я сделал". - "А какое дело самое страшное из того, что сделал ты?" - "Что до меня, - отвечал ему брат, - то вот самое страшное дело, которое я совершаю: вставая на молитву, я боюсь, что делаю это только ради награды". А отец слышал их речи и воскликнул: "О боже, если они говорят правду, возьми их к себе!" И сказал кто-то из разумных: "Поистине, эти двое из числа достойнейших детей".
Говорил Сапд ибн Джубейр: "Я был вместе с Фудалой ибн Убейдом и сказал ему: "Дай мне наставление", а он отвечал: "Запомни из моих слов две черты: не придавай Аллаху никого в товарищи и не обижай ни одну из тварей Аллаха". И он произнес такое двустишие:
"Таким, каким хочешь, будь - Аллах многомилостив.
Заботы оставь свои - ведь в жизни дурными
Два дела лишь должно счесть, - не будь же ты Близок к ним,
Придача богов других и к людям жестокость".
А сколь прекрасны слова поэта:
"Когда ты не взял с собой запас благочестия
И встретишь по смерти тех, кто им запастись успел"
Ты каяться будешь в том, что с ними несходен ты,
И в том, что запаса ты не сделал, подобно им",
Затем выступила третья девушка, после того как отошла вторая, и сказала:
"Поистине, глава о подвижничестве очень обширна, но я расскажу из нее кое-что, что мне вспомнится со слов благочестивых предков.
Сказал кто-то из знающих: "Я радуюсь смерти и не уверен, что найду в ней отдых. Но я знаю, что смерть стоит между мужем и его делами, и я надеюсь, что добрые дела будут удвоены, а злые дела прекратятся".
Когда ученый Ата-ас-Сулами заканчивал наставление, он начинал трястись, дрожать и горько плакать. Его спросили: "Почему эго?" И он отвечал: "Я собираюсь приступить к великому делу, а именно - стать перед лицом великого Аллаха, чтобы поступать сообразно с моим наставлением. Поэтому-то Али Звина-аль-Абидин [139], сын аль-Хусейна, дрожал, вставая на молитву, и когда его спросили об этом, он сказал: "Разве знаете вы, перед кем я встаю и к кому обращаюсь?"
Говорят, что рядом с Суфьяном ас-Саури жил один слепой человек, и когда наступал месяц рамадан [140], он выходил с людьми молиться, но молчал и оставался дольше других. И говорил Суфьян: "Когда настанет день воскресения, приведет людей Корана, и они будут выделены среди других тем признаком, что им оказано будет большое уважение".
Говорил Суфьян: "Если бы душа утвердилась в сердце как следует, оно бы наверно взлетело от радости, стремясь к раю, и от печали и страха перед огнем".
И говорят со слов Суфьяна, что он сказал: "Смотреть в лицо несправедливому - грех".
Затем третья девушка отошла и выступила четвертая и сказала:
"А вот и я расскажу кое-что из того, что мне вспомнится из рассказов о праведниках.
Передают, что Бишр Босоногий [141] говаривал: "Я слышал, как Халид [142] говорил: "Берегись тайного многобожия!" - "А что такое тайное многобожие?" - спросили его. И он сказал: "Если кто-нибудь из вас молится и очень долго длит поясные и земные поклоны, то снова становится нечистым".
Говорил кто-то из знающих: "Добрые дела искупают злые", а Ибрахим говорил: "Я пробил Бишра Босоногого открыть мне кое-что из тайн истинной жизни, и он сказал мне: "О сынок, этой науке нам не следует учить всякого: из каждой сотни - пять, как подать с денег". И я нашел его слова прекрасными и одобрил их, - говорил Ибрахим ибн Адхам, - и однажды я молюсь и вижу - Бишр тоже молится. И я встал сзади него, творя поклоны, пока не прокричал муздзин [143]. И тут поднялся человек в обтрепанной одежде и сказал: "О люди, берегитесь вредоносной правды, и нет зла в полезной лжи; в необходимости нет выбора, и не помогут слова при отсутствии блага, как не повредит молчание, когда оно есть". Однажды я увидел, - говорил Ибрахим, - как у Бишра упал даник [144], и я встал и подал ему вместо него дирхем, но он сказал: "Я не возьму его". - "Это вполне дозволено", - сказал я. И Бишр отвечал: "Я не променяю на блага здешней жизни блага жизни будущей. Рассказывают, что сестра Бишра Босоногого отправилась к Ахмеду ибн Ханбалю... [145]"
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.