Сказка Крашеный лис
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Ивана Франко
Жил себе в одном лесу Лис Микита, хитрый-прехитрий. Несколько раз бегали его стрельцы, травили его собаками, заставляли на него железа* (* Железо - ловушка.) или подбрасывали ему затруєного мяса, ничем не могли ему доехать конца. Лис Микита кпив* (* прикалываться над своим другом - смеяться.) себе из них, обходил всякие опасности, еще и других своих товарищей предостерегал. А уж как выбрался на охоту - то в курятник, в кладовую, то не было смілішого, вигадливішого и спритнішого вора над него. Дошло до того, что он не раз в белый день выбирался на охоту и никогда не возвращался с пустыми руками.Это необыкновенное счастье i и его хитрость сделали его ужасно гордым. Ему казалось, что для него нет ничего невозможного.
- Что вы себе думаете!- превозносился он перед своими товарищами. - До сих пор я ходил по селам, а завтра в белый день пойду в город и просто с рынка Курицу украду.
- Ет, иди, не говори глупостей!-уговкували его товарищи.
- Что, глупостей! Ну, увидите! - решетився Лис.
- Увидим или не увидим. Там псы кучами по улицам ходят, то уж разве бы ты перевернулся в Блоху, чтобы тебя не увидели и не разодрали.
- Вот увидите, и в Блоху не перевернусь, и не разорвут меня! толок свое Лис и положил себе крепко сейчас завтра, в сам торговый день, побежать в город и с торжища схватить Курицу.
Но сим вместе бедный Никита таки перечислився. Среди конопли и кукурузы он залез безопасно вплоть до пригорода; огородами, перескакивая плоты и ховаючися между ириной, добрался аж до среди город. Но тут беда! Надо было хоть на короткую минутку выскочить на улицу, сбегать на торжище и вернуть обратно. А на улице и на торговице крик, шум, кутерьма, скрипят телеги, колеса воркуют, лошади гремят копытами, свиньи квичуть, крестьяне гойкають - одним словом, клекот такой, которого наш Никита и во сне не видел, и в горячке не слыхивал.
Но что действовать! Решился, то надо кончить то, что начал. Посидев пару часов в бурьяне возле плота, что притикав к улице, он немного освоился с тем шумом. Лишившись первого страха, а слишком оглядевшись понемногу, куда и как лучше бежать, чтобы постичь свою цель. Лис Никита набрал отваги, разбежался и одним махом перескочил через плетень на улицу. По улице шло и ехало много людей, стояла пыль. Лысая мало кто заметил, и никому до него не было дела. "Вот Пес так Пес", - думали себе люди. А Никита поэтому и советов. Сник, съежился и рвом как не чкурне просто на торжище, где длинным рядом сидели женщины, держачи на решетах, в садках i кобелях* (* Кобеля - торба.) на продажу яйца, масло, свежие грибы, полотно, семья, кур, уток и другие такие красивые вещи.
Но не успел он добежать до рынка, когда ему настрічу бежит Пес, с другой стороны надбігає второй, там видит третьего. Псов уже наш Никита не обманет. Сейчас занюхали, кто он, загарчали да и как не бросятся к нему! Господи, какое страшилище! Наш Никита свернулся, словно муха в кипятке: что тут делать? куда деться? Недолго думая, он шмыгнул в ближайшие созданы сени, а из сеней на двор. Съежился здесь и разглядывает, куда бы спрятаться, а сам надслухує, не бегут собаки. Ого! Слышать их! Уже близко! Видит Лис, что на дворе в углу стоит какая-то бочка. Вот он, недолго думая, скок в бочку и скрылся.
Счастье имел, ибо едва он исчез в кадке, когда надбігли псы целой кучей, дзявкаючи, гарчачи, нюхая.
- Здесь он был! Здесь он был! Ищите его!- кричали передние.
Целая толпа бросилась по тісненькім дворе, по всем закоулкам, порпають, нюхают, царапают - Лысая ни следа нет. Несколько раз подходили к бочке, но нехороший запах, который шел от нее, відгонював их. Наконец, не найдя ничего, они побежали дальше. Лис Микита был спасен.
Спасен, но как!
В дежи, что так неожиданно стала ему пригодиться, было больше чем до половины синей, густо масла на разведенной краски. Видите, в том доме жил художник, что рисовал покои, заборы и садовые скамейки.
Собственно завтра должен был рисовать какой-то большой кусок забора и сразу разработал себе целую бочку краски и поставил ее в углу на дворе, чтобы было на завтра готовую. Вскочив в этот раствор. Лис Микита в первой волны погрузился в него с головой и чуть не удавился. Но потом, достав задними ногами дна бочки, стал себе так, что все его тело было затоплено в краске, а только морда, также сине покрашены, немножечко вистирчала из нее. Так он выждал, пока миновала страшная опасность. Сердце у бедняги сильно билось, голод крутил кишки, запах масла почти душил его, но что было действовать! Слава богу, что жив! Да и то еще кто знает, что будет. Ану же поступит хозяин бочки и застанет его здесь?
Но и на это не было совета. Почти умирая со страху, бедный Лис Микита должен был сидеть в краске тихо вплоть до вечера, зная хорошо, что если бы теперь, в таком наряде* (* Строй - убранство.), появился на улице, то уже не псы, но люди бросятся за ним и не пустят его живого. Когда стемнело. Лис Микита опрометью выскочил из своей необычной купели, перебежал улицу и, не наблюдаемый никем, вскочил в садик, а отсюда сорняками, через плетни, через капусты и кукурузы бросился к лесу. Долго еще тянулись за ним синие следы, пока краска не обтерлася немного или не висхла. Уже хорошо стемнілося, когда Никита добежал до леса, и то не в той стороне, где был его дом, а совсем в противоположном. Был голодный, измученный, еле живой. Домой надо было еще бежать две мили, но на это у него не становилось силы. Поэтому, підкріпившися немного несколькими яйцами, что нашел в гнезде Перепелицы, он вскочил в первую попавшуюся пустую нору, развернул листья, зарылся в нем с головой и заснул действительно, как по купели.
Или поздно, или рано встал он на второй день, этого уже в книгах не записано, - довольно, что, встав из твердого* (* Строй - убранство.) сна, зевнув вкусно и трижды сплюнув в сторону, где вчера была ему такая милая приключение, он осторожненько, лисьим обычаю, вылез из норы. Глип-глип! Нюх-нюх! Всюду тихо, спокойно, чисто. Взыграло сердце в лисьих груди. "Именно хорошая пора на охоту!" - подумал. Но в той волны зирнув на себя - господи! Аж вскрикнул неборачисько. А это что такое? С перепугу он бросился бежать, но даже сам от себя не убежишь! Остановился и вновь присматривается: неужели это я сам? Неужели это моя шерсть, мой хвост, мои ноги? Нет, не узнает, не узнает, да и только! Какой-то странный и страшный зверь, синий-синий, с препоганим запахом, покрытый не то чешуей, не то какими-то колючими гудзами, не то їжаковими колючками, а хвост у него - не хвост, а что-то такое огромное и тяжелое, как довбня или здоровый ступернак* (* Ступернак - толкач.), i также колючее.
Стал мой Лис, осматривает то чудовище, что сделалось с него, обнюхивает, пробует обтріпатися - не идет. Пробует обкачатися в траве - не идет! Пробует царапать с себя чешую когтями - болит, но не пускает! Пробует лизать - не идет! Надбіг к луже, прыгнул в воду, чтобы умыться из краски, - где тебе! Краска масляная, через ночь в тепле засохла хорошо, не пускает. Делай что хочешь, небоже Никита!
В той волне где не взялся Вовчик-братик. Он еще вчера был хороший знакомый нашего Никиты, но теперь, увидев неслыханного синего зверя, всего в колючках и гудзах i с таким здоровенным, словно вылитый из меди, хвостом, он аж взвыл от испуга, а отямившися, как не пошел бежать - чуть всхлипывает! Поплелся в лесу Волчицу, далее Медведя, Кабана, Оленя - все его спрашивают, что с ним, чего так бежит, а он только всхлипывает, буркалы выпучил и, знай, только лопочет:
- Вон там! Вон там! Ой, да и страшно же! Ой! Да и яростное же!
- Да что, что такое? - допрашивают его свояк.
- Не знаю! Не знаю! Ой, да и страстное же!
Что за чудо! Собралось вокруг немало зверя, успокаивают его, дали воды напиться. Обезьяна Фрузя выстригла ему три жміньки волосы с-между глаз и пустила на ветер, чтобы так и его переполох рассеялся, но где тебе, все зря. Видя, что с Волком непорадна* (* Непорадна - беды.) час, звери присудили идти им всем в ту сторону, где показывал Волк, и посмотреть, что там такое страшное. Подошли к тому месту, где все еще крутился Лис Микита, зиркнули себе же и бросились врассыпную. Где же пак! Такого зверя нет выдано ни слыхано, как мир миром и лес лесом. А кто там знает, какая у него сила, которые в него зубы, когти и какова его воля?
Хоть и как тяжело беспокоился Лис Микита своей новой подобию, а все-таки он хорошо видел, какое впечатление произвела и его подобие сразу на Волка, а отеє теперь и на других зверей.
"Эй, - подумал хитрый Лис, - и это не плохо, что они меня боятся! Так можно здорово выиграть. Стойте только, я вам покажу себя!"
I, подняв вверх хвост, надувшися гордо, он ушел в глубь леса, где знал, что е место ступеней для всей лесной населения. Тем временем гул об нового неслыханного i страшного зверя разошелся прочь по лесу. Все звери, жившие в том лесу, хотели хоть издали присмотреться новому гостю, но никто не смел приступить ближе. А Лис Микита языков и не видит этого, идет себе важно, словно в глубокой задумчивости, а придя насеред зверского майдана, сел на том пеньке, где обычно любил садиться Медведь.
Сел и ждет. Не прошло и получаса, как вокруг майдана накопилось зверей и птиц видимо-невидимо. Все интересные знать, что это за появление, и все боятся ее, никто не смеет приступить к ней. Стоят издалека, дрожат и только ждут волны, чтобы дать драпака.
Тогда Лис первый заговорил с ним ласково:
- Дорогие мои! Не бойтесь меня! Приступите ближе, я должен вам что-то очень важное сказать.
Но звери не подходили, и только Медведь, еле-еле переводя дух, спросил:
- А ты кто такой?
- Приступите ближе, я вам все расскажу - ласково и сладко говорил Лис. Звери немного приблизились к нему, но совсем близко не взвешивались.
- Слушайте, дорогие мои, - говорил Лис Микита, - и радуйтесь! Сегодня рано святой Николай вылепил меня из небесной глины - присмотритесь, какая она голубая! I, ожививши меня своим духом, сказал:
"Звіре Остромисле! В звірячім царстве воцарился беспорядок, несправедливый суд и беспокойство. Никто там не согласные в жизни и своего добра. Иди на землю и будь зверским царем, заводи лад, суды по правде и не допускай никому обижать моих зверей!"
Услышав это, звери в ладони хлопнули в ладоши.
- Ой господи! Так это ты должен быть наш благодетель, наш царь?
- Так, дети, потому, - важно молвил Лис Микита.
Неслыханная радость воцарилась в звірячім царстве. Сейчас бросились делать порядки. Орлы и ястребы наловили кур, волки и медведи нарезали овец, телят и нанесли целую кучу перед нового царя. Он взял дольку себе, а остальное по справедливости разделил между всех голодных.
Вновь радость, вновь возгласы удивления и благодарности. Вот царь! Вот господин! Вот премудрый Соломон! И за таким царем мы проживем веки вечные, как у бога за дверью!
Пошли дни за днями. Лис Микита был хорошим царем, справедливым и м'якосердним, тем более, что теперь не нуждался сам ходить на охоту, заседать, мучить. Все готово, зарезанных, даже обскубане i обпатране, приносили ему услужні министры. И справедливость его была такая, как обычно у зверей: кто был сильнее, тот лучше, а кто слабее, тот никогда не выиграл дела.
Жили звери под новым царем совсем так, как и без него: кто что поймал или нашел, то ел, а кто не поймал, тот был голоден. Кого убили стрельцы, то должен погибнуть, а кто убежал, тот бога благодарил, что живет. Однако все были очень рады, что имеют такого мудрого, могучего и ласкового царя, а особенно так неподібного до всех других зверей.
I Лис Микита, зробившися царем, жил, как у бога за дверью. Только одного боялся, чтобы краска не слезла с его шерсти, чтобы звери не знают, кто он есть по правде. Для того он никогда не выходил в дождь, не уходил в чащу, не чухався i спал только на мягкой перине. И вообще он следил, чтобы ничем не предать перед своими министрами, что он является Лис, а не ни один зверь Остромисл.
Так прошел год. Поступали годовщина того дня, когда он наступил на царство. Звери решили торжественно праздновать тот день и произвести при той возможности большой концерт. Собрался хор из лисиц, волков, медведей, уложено замечательную кантату, и вечером по большим процессиях, обедах и речах в честь царя хор выступил и начал петь. Чудо! Ревели медведи басом, вплоть дубы тряслись. Волки вытаскивали соло, аж глаз вяло. Но как молодые лисички в народных костюмах задзявкотіли тоненькими тенорами, то царь не мог выдержать. Его сердце было переполнено, его осторожность заснула, и он, подняв морду, как не задзявкає и себе по-лисью!
Господи! Что стало? Все певцы сразу затихли. Всем министрам и царским слугам сразу словно пелена с глаз спала. И это Лис! Простісінький крашеный Лис! Еще и похабной масляной краской крашеный! Тьфу! А мы думали, что он не знать, кто такой! Ах ты, брехуне! Ах ты, ошуканче!
И, не помня уже ни о его благодеяния, ни о его великую мудрость, а ярость только за то, что так долго не давали ему обманывать себя, все бросились на несчастного Лысая Никиту и разорвали его на кусочки. И от того времени пошла присказка: когда человек поверит фальшивом приятелю и даст ему хорошо обмануться; когда какой драбуга отуманить нас, обдерет, оббреше и мы делаемся хоть чуточку мудрее по вреду, то говорим: "Э, я-то давно знал! Я на нем пізнався, как на фарбованім Лысые".