Сказка Старик Хоттабыч: 07. Беспокойный вечер
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Лагина Л.И.
Хорошо, что Волька не был брюнетом. У Жени Богорада, например, щёки после бритья стали бы отсвечивать синевой. А у Вольки, когда он вышел из парикмахерской, щёки ничем не отличались от щёк всех сверстников.Шёл уже восьмой час, но ещё было совсем светло и очень жарко.
— Нет ли в вашем благословенном городе лавки, где продают шербет или подобные шербету прохладительные напитки, дабы смогли мы утолить нашу жажду? — спросил Хоттабыч.
— А ведь верно! — подхватил Волька. — Хорошо бы сейчас холодненького лимонаду или крюшону!
Они зашли в первый попавшийся павильон фруктовых и минеральных вод, сели за столик и подозвали официантку.
— Пожалуйста, две бутылки лимонной воды, — сказал Волька.
Официантка кивнула головой и пошла к стойке, но Хоттабыч сердито окликнул её:
— А ну, подойди-ка поближе, недостойная прислужница! Мне не нравится, как ты ответила на приказание моего юного друга и повелителя.
— Хоттабыч, перестань, слышишь! Перестань, — зашептал было Волька.
Но Хоттабыч ласково закрыл ему рот своей сухой ладошкой:
— Не мешай хоть мне вступиться за твоё достоинство, если сам ты, по свойственной тебе мягкости, не выбранил её.
— Ты ничего не понял! — не на шутку испугался Волька за официантку. — Хоттабыч, я же тебе русским языком говорю, что.
Но тут он вдруг с ужасом почувствовал, что лишился дара речи. Он хотел броситься между стариком и всё ещё ничего не подозревавшей девушкой, но не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
Это Хоттабыч, чтобы Волька ему не мешал в том, что он считал делом своей чести, легонько прищемил большим и указательным пальцами левой руки мочку Волькиного правого уха и тем обрёк его на молчание и полную неподвижность.
— Как ты ответила на приказание моего юного друга? — повторил он, снова обращаясь к официантке.
— Я вас не понимаю, гражданин, — вежливо отвечала ему девушка. — Приказания никакого не было. Была просьба, и я пошла её выполнять. Это во-первых. А во-вторых, у нас не принято «тыкать». У нас принято обращаться к незнакомым людям на «вы». И меня удивляет, что вам это неизвестно, хотя это известно любому культурному советскому человеку.
— Ты что ж, учить меня хочешь? — вскричал Хоттабыч. — На колени! Или я превращу тебя в пыль!
— Стыдитесь, гражданин! — вмешалась кассирша, наблюдавшая за этой возмутительной сценой, благо посетителей, кроме Вольки с Хоттабычем, в павильоне не было. — Разве можно так хулиганить, тем более в ваши годы!
— На колени! — прорычал вне себя Хоттабыч. — И ты на колени! — указал он перстом на кассиршу. — И ты! — крикнул он второй официантке, спешившей на помощь своей подруге. — Все три немедленно на колени и молите моего юного друга, чтобы он вас помиловал!
С этими словами он вдруг стал расти в размерах, пока не достиг головою потолка. Это было страшное и удивительное зрелище. Кассирша и вторая официантка упали в обморок от ужаса, но первая официантка, хоть в побледнела, спокойно сказала Хоттабычу:
— Стыдитесь, гражданин! Ведите себя, как полагается в общественном месте. И если вы порядочный гипнотизёр.
Она думала, что старик проделывал над ними опыты гипноза.
— На колени! — снова проревел Хоттабыч. — Я кому говорю, — на колени?!
За три тысячи семьсот тридцать два года его жизни это был первый случай, когда обыкновенные смертные осмеливались ослушаться его приказаний. Хоттабычу казалось, что это роняет его в глазах Вольки, а ему страшно хотелось, чтобы Волька уважал его и ценил его дружбу.
— Падай ниц, о презренная, если тебе дорога жизнь!
— Об этом не может быть и речи, — отвечала дрожащим голосом храбрая официантка. — Это за границей, в капиталистических странах, работники общественного питания вынуждены выслушивать всякие грубости от клиентов, но у нас. И вообще непонятно, чего вы повышаете голос. Если есть жалоба, можете вежливо попросить у кассирши жалобную книгу. Жалобная книга выдаётся по первому требованию. Наш павильон, знаете ли, посещают самые известные гипнотизёры и иллюзионисты, но никогда ничего такого себе не позволяли. Правильно я говорю, Катя? — обратилась она за подружкой к подруге, которая уже успела прийти в себя.
— Тоже выдумал, — отвечала Катя, всхлипнув, — на колени становиться! Безобразие какое!
— Вот как?! — окончательно разошёлся Хоттабыч. — Так вот до чего доходит ваша дерзость?! Ну что ж, вы сами того хотели!
Привычным жестом он выдрал из своей бороды три волоска и отнял левую руку от Волькиного уха, чтобы разорвать их на мельчайшие части.
Но стоило лишь Хоттабычу оставить Волькино ухо в покое, как Волька, к великой досаде старика, вновь обрёл дар речи и свободу в распоряжении своим телом. Первым делом он схватил Хоттабыча за руку:
— Что ты, Хоттабыч! Что ты задумал!
— Я задумал наказать их, о Волька. Поверишь ли, стыдно признаться: сначала я хотел их поразить громом. Поражать людей громом — ведь это по силам любому самому завалящему ифриту!
Тут Волька, несмотря на серьёзность положения, нашёл в себе мужество вступиться за науку.
— Удар грома. — сказал он, лихорадочно размышляя, как отвести беду, нависшую над бедными девушками, — удар грома никого поразить не может. Поражает людей разряд атмосферного электричества — молния. А гром не поражает. Гром — это звук.
— Не знаю, — сухо отозвался Хоттабыч, не желавший опускаться до споров с неопытным юнцом. — Не думаю, чтобы ты был прав. Но я передумал. Я не поражу их громом. Лучше я превращу их в воробьёв. Да, пожалуй, в воробьёв.
— Но за что?
— Я должен наказать их, о Волька, Порок должен быть наказан.
— Не за что наказывать! Слышишь!
Волька дёрнул Хоттабыча за руку. Тот уже собрался порвать волоски: тогда было бы поздно.
Но волоски, упавшие было на пол, сами по себе вновь очутились в тёмной шершавой ладошке Хоттабыча. осказках.ру - oskazkax.ru
— Только попробуй! — закричал Волька, заметив, что старик снова собрался порвать волоски. — Ах, так! Тогда и меня превращай в воробья! Или в жабу! Во что угодно превращай! И вообще считай, что на этом наше знакомство закончено! Мне решительно не нравятся твои замашки. И всё! Превращай меня в воробья! И пусть меня сожрёт первая попавшаяся кошка!
Старик опешил:
— Разве ты не видишь, что я хочу это сделать, чтобы впредь никто не смел относиться к тебе без того исключительного почтения, которого ты заслуживаешь своими бесчисленными достоинствами!
— Не вижу и не желаю видеть!
— Твоё приказание для меня закон, — смиренно отвечал Хоттабыч, искренне недоумевавший по поводу непонятной снисходительности своего юного спасителя. — Хорошо, я не буду превращать их в воробьёв.
— И ни во что другое!
— И ни во что другое, — покорно согласился старик и всё же взялся за волоски с явным намерением порвать их.
— Зачем ты хочешь рвать волоски? — снова всполошился Волька.
— Я превращу в пыль все товары, и все столы, и всё оборудование этой презренной лавки!
— Ты с ума сошёл! — вконец возмутился Волька. — Ведь это государственное добро, старая ты балда!
— Да позволено мне будет узнать, что ты, о бриллиант моей души, подразумеваешь под этим неизвестным мне словом «балда»? — с любопытством осведомился Хоттабыч.
Волька покраснел, как морковка.
— Понимаешь ли. как тебе сказать. э-э-э. Ну, в общем, «балда» - это что-то вроде мудреца.
Тогда Хоттабыч решил запомнить это слово, чтобы при случае блеснуть им в разговоре.
— Но, — начал он.
— Никаких «но»! Я считаю до трёх. Если ты после того, как я скажу «три», не оставишь в покое этот павильон, можешь считать, что мы с тобой не имеем ничего общего и что между нами всё кончено, и что. Считаю: раз! два! т.
Волька не успел досказать коротенькое слово «три». Горестно махнув рукой, старик снова принял свой обычный вид и сумрачно проговорил:
— Пусть будет по-твоему, ибо твоё благоволение для меня драгоценней зениц моих очей.
— То-то же, — сказал Волька. — Теперь осталось извиниться, и можно спокойно уходить.
— Благодарите же своего юного спасителя! — сурово крикнул Хоттабыч девушкам.
Волька понял, что вырвать извинение из уст старика не удастся.
— Извините нас, пожалуйста, товарищи, — сказал он. — И если можно, не очень обижайтесь на этого гражданина. Он приезжий и ещё не освоился с советскими порядками. Будьте здоровы!
— Будьте здоровы! — вежливо отвечали девушки.
Они ещё толком не пришли в себя. Им было и удивительно и страшновато. Но, конечно, им и в голову не могло прийти, насколько серьёзной была опасность, которой они избежали.
Они вышли вслед за Хоттабычем и Волькой на улицу и стояли у дверей, глядя, как медленно удалялся этот удивительный старичок в старомодной соломенной шляпе, пока наконец, влекомый своим юным спутником, не скрылся за поворотом.
— Откуда такие озорные старики берутся, ума не приложу! — вздохнула Катя и снова всхлипнула.
— Какой-нибудь дореволюционный гипнотизёр, — жалостливо сказала её храбрая подруга. — Наверно, пенсионер. Соскучился, выпил, может быть, лишнего. Много ли такому старичку требуется!
— Да-а-а, — присоединилась к её мнению кассирша, — старость не радость. Пойдёмте, девушки, в помещение!
Но, очевидно, на этом не суждено было кончиться сегодняшним злоключениям. Лишь Волька с Хоттабычем вышли на улицу Горького, в глаза им ударил ослепительный свет автомобильных фар. Казалось, прямо на них мчалась оглашая вечерний воздух пронзительной сиреной, большая санитарная машина.
И тогда Хоттабыч страшно изменился в лице и громко возопил:
— О горе мне, старому и несчастному джинну! Джирджис, могучий и беспощадный царь шайтанов и ифритов, не забыл нашей старинной вражды, вот он и наслал на меня страшнейшее из своих чудовищ!
С этими словами он стремительно отделился от тротуара, уже где-то высоко, на уровне третьего или четвёртого этажа, снял свою соломенную шляпу, помахал ею Вольке и медленно растаял в воздухе, крикнув на прощанье:
— Я постараюсь разыскать тебя, о Волька ибн Алёша! Целую пыль под твоими ногами! Пока!
Между нами говоря, Волька даже обрадовался исчезновению старика. Было не до него. У Вольки подкашивались ноги при одной мысли, что ему сейчас предстояло возвратиться домой.
В самом деле, попробуйте поставить себя на его место. Человек ушёл из дому для того, чтобы сдать экзамен по географии, посетить кино и к половине седьмого вечера чинно и благородно вернуться домой обедать. Вместо этого он возвращается домой в десятом часу, позорно провалившись на экзамене, и, что самое ужасное, с бритыми щеками! Это в неполные тринадцать лет! Сколько он ни думал, но выхода из создавшегося положения ему найти не удалось.
Так ничего и не придумав, он поплёлся в тихий, полный длинных предзакатных теней Трёхпрудный переулок.
Он прошёл мимо удивлённого дворника, вошёл в подъезд, поднялся на площадку второго этажа и, тяжко вздохнув, нажал кнопку звонка. В глубине квартиры раздались чьи-то шаги, и незнакомый голос спросил через закрытые двери.
— Кто там?
«Это я», — хотел сказать Волька и вдруг вспомнил, что с сегодняшнего утра он уже здесь не проживает.
Ничего не ответив новому жильцу, он быстро сбежал по ступенькам, с независимым видом пошёл мимо продолжавшего удивляться дворника и, выйдя из переулка, сел в троллейбус. Но несчастья преследовали его в этот день. Где-то, скорее всего в кино, он потерял кошелёк, Пришлось вылезть из троллейбуса и пойти пешком.
Меньше всего Вольке хотелось бы сейчас повстречаться с кем-нибудь из своих одноклассников, но особенно несносна была даже мысль, что ему придётся увидеться с Гогой-Пилюлей. С сегодняшнего дня коварная судьба ко всему прочему определила им быть соседями по дому.
И, конечно, только Волька оказался во дворе своего нового дома, как его окликнул до противности знакомый голос:
— Эй, псих! Что это за старикашка, с которым ты сегодня уходил из школы?
Нахально подмигивая и корча самые ехидные рожи, к Вольке подбежал Гога-Пилюля.
— Не старикашка, а старик, — миролюбиво поправил его Волька, которому сегодня не хотелось доводить дело до потасовки. — Это. это папин знакомый. Из Ташкента.
— А вот я ке-э-эк пойду к твоему папе да ке-э-эк расскажу ему про твои художества на экзамене!
— Ох, давно ты у меня, Пилюлюшка, леща не зарабатывал! — разъярился Волька, представив себе, какое впечатление Пилюлюшкин рассказ может произвести на его родителей. — Да я тебя, ябеду проклятую, сейчас в порошок изотру!
— Э-э! Это ты брось! Скажите пожалуйста, уже и пошутить нельзя! Самый настоящий псих!
Устрашившись Волькиных кулаков, с которыми он после нескольких опытов предпочитал не иметь дела, Гога стремглав кинулся в подъезд. С сегодняшнего дня Гога проживал в опасной близости от Вольки. Их квартиры находились на одной лестничной площадке.
— Лысые люди! Лысые люди! — крикнул он, высунув голову из полуоткрытой двери подъезда, показал Вольке язык и, страшась справедливого Волькиного гнева, помчался, сразу перепрыгивая через две ступеньки, наверх, на четвёртый этаж, домой.
На лестнице, впрочем, его внимание тотчас же привлекло в высшей степени загадочное поведение огромного сибирского кота из сорок третьей квартиры — его звали Хомич в честь прославленного футбольного вратаря. Хомич стоял, угрожающе выгнув спину, и фыркал на совершенно пустое место. Первой Гогиной мыслью было, что кот взбесился. Но у бешеных котов хвост, кажется, должен быть поджат, а у этого котища хвост торчал, что твоя труба. Да и вообще Хомич выглядел вполне здоровым.
На всякий случай Гога пнул его ногой.
От боли, от неожиданности и обиды Хомич взвыл на все пять этажей лестничной клетки. Он отпрянул в сторону, подпрыгнув так высоко и красиво, что это сделало бы честь даже его знаменитому тёзке. И тут опять произошло нечто совершенно непонятное. В добром полуметре от лестницы Хомич снова взвыл и полетел в обратную сторону, прямо на Гогу, как если бы несчастное животное что есть силы стукнулось о какую-то невидимую, но очень упругую резиновую стену. Одновременно с этим где-то совсем рядом раздалось из пустоты чьё-то нечленораздельное мычание, словно кому-то крепко наступили на ногу.
Пилюкин никогда не отличался беззаветной храбростью. А тут он и вовсе чуть не помер от страха.
— О-о-о-ой! — тихонько подвывал он, пытаясь оторвать от ступеньки свои сразу одеревеневшие ноги. Наконец он их оторвал и с такой быстротой бросился наутёк, что только пятки засверкали.
Когда за Гогой с грохотом захлопнулась дверь его квартиры, Хоттабыч позволил — себе стать видимым. Скорчившись от боли, он рассматривал свою левую ногу, которой изрядно досталось от когтей ошалевшего Хомича.
— О проклятый отрок! — простонал Хоттабыч, предварительно удостоверившись, что он остался на лестнице в полном одиночестве. — О собака среди мальчиков!
Он замолк и прислушался.
По лестнице, объятый самыми грустными мыслями, медленно подымался его юный спаситель Волька Костыльков.
Хитрому старику не хотелось попадаться сейчас ему на глаза, и он быстренько растаял в воздухе.
Следующая глава:
Старик Хоттабыч: 08. Глава, служащая прямым продолжением предыдущей
Предыдущая глава:
Старик Хоттабыч: 06. Необыкновенное происшествие в кино
В начало:
Содержание