Сказка Ковер-самолет
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Владислава Крапивина
Глава шестнадцатая
Да, они стояли и смотрели вверх…
Надо признать: в сложных обстоятельствах Виталька вел себя умнее и храбрее, чем я. Оказалось, что и в этот раз мы думаем о разном.
Я думал, как бы унести ноги.
А Виталька – совсем о другом.
Он вдруг встал на краю провала и беззаботно, будто своим приятелям, крикнул:
– Здрасте! А мы уже здесь!
Крючконосый Эдик вздрогнул, зыркнул по сторонам, потом запоздало заулыбался. А Федя заморгал и сказал:
– Вы там это… чего?
– Часы заводили! – весело объяснял Виталька. – Ух и умаялись! Жалко, что вы поздно пришли…
Он дернул меня за воротник, чтобы я поднялся с четверенек. Пришлось встать.
– Ага! – с натянутой улыбкой воскликнул Эдик. – Ранние птички! Раньше нас прилетели! Ну, спускайтесь, поговорим.
– А зачем? – дерзко сказал Виталька. – У вас ведь ключ-то есть. Чего вы нам мозги пудрили?
Эдик вздохнул и опять деревянно посмеялся:
– Ну, вы лихой народ. Все замечаете, как разведчики. Ключ мы нашли. Сегодня утром в музейном подвале рылись – и повезло.
Виталька подбородком показал на Федю:
– А он чем вчера дверь запирал? Пальцем?
Эдик перестал смеяться. Негромко, но уже с угрозой он потребовал:
– Спускайтесь. Тогда и поговорим.
– Успеем, – дурашливо ответил Виталька. – Тут еще надо порядок навести: кто-то ваши ящики рассыпал.
– Кто рассыпал?! – заорал Федя и бросился к каменным ступеням.
Виталька дернул меня за локоть, и мы по шаткой деревянной лесенке взлетели на третий этаж.
Там Виталька опять подтащил меня к провалу.
Я чуть не плакал – не столько от страха, сколько от Виталькиной глупости.
– Зачем ты сказал про ящики? Теперь они нас не выпустят.
Виталька сердито и весело глянул на меня.
– А зачем нам выпускаться? Надо, чтобы их не выпустить! А то утекут, и не найдешь!
– А как… – начал я.
Но Виталька заглянул в дыру и довольно издевательски произнес:
– Напугались, бедненькие? Да не трогали, не трогали мы ваши товары. Пусть их милиция трогает.
Эдик и Федя яростно смотрели на нас. У Феди на прозрачном носу опять блестели капельки. У Эдика шевелились скулы.
– Гады, – хрипловато сказал Федя. – Настучать хотите? Я вам это сейчас… кишки на шею намотаю.
Мы не стали ждать, когда они доберутся до наших кишок, и снова бросились к лестнице. Здесь она была разбита. Сохранились только отдельные балки и верхние ступеньки. Виталька подпрыгнул, вцепился в перекладину и крикнул:
– Подсади!
Я ухватил его за ноги и изо всех сил толкнул вверх. Виталька подтянулся, сел на ступень и протянул мне руки:
– Давай!
Ух, как бухало у меня сердце! Мне показалось, что Эдик и Федя сию секунду ухватят меня за щиколотки. Отчаянно дрыгая ногами, я кое-как забрался к Витальке. Потом мы ухватились за кромку люка и оказались на четвертом этаже.
– Берись! – приказал Виталька и, нагнувшись над люком, ухватился за обугленный брус, на котором держались хлипкие ступени.
Я понял! Мы дружно расшатали балку, и она рухнула, чуть не придавив Эдика и Федю, которые лезли за нами.
– Ну, детки, это вам будет стоить дорого, – пообещал Эдик.
– Сколько? – бесстрашно спросил Виталька.
– Столько, сколько заработали… Слушайте, парни, спускайтесь сами, а то хуже будет.
– Зачем это нам спускаться? – спросил Виталька. – Мы высоту любим.
– Вы с этой высоты сейчас… Ни в одной мастерской не склеят…
– Сперва поймайте!
Эдик и Федя стали прислонять к стене балку, чтобы по ней добраться до нас.
– Так-так, – сказал Виталька. – Работайте. Привыкайте. Там, куда вас посадят, все равно придется работать.
Федя коротко всхлипнул и поглядел на нас так, что у меня зубы застучали.
– Не трусь, – сказал Виталька.
– Вовсе не трушу, – из последних сил сказал я.
А на самом деле трусил так, как никогда в жизни.
Я не мог понять, чего хочет Виталька. Зачем он дразнит этих бандитов? Куда мы денемся? Может, он забыл, что у нас нет с собой ковра-самолета?
Эти мысли прыгали у меня в голове без всякого порядка. Да и какая разница теперь? Вниз все равно не пробьешься. Сейчас – только вверх и вверх, чтобы не попасть в лапы к разъяренным жуликам.
Сопя и ругаясь, Эдик и Федя стали карабкаться к нам по балке.
– Молодцы, – сказал Виталька. – Физкультура полезна всем. Эдик, не наступи Феде на нос, а то он станет совсем прозрачный.
– Давай толкнем балку, – торопливо предложил я.
– Успеется, – сказал Виталька шепотом. – Надо, чтобы им потом спускаться было трудно. Айда наверх!
Мы стали забираться на пятый ярус. Здесь лестницы совсем не было. По правде говоря, я не помню, как мы лезли. По каким-то брусьям, кирпичным выступам и доскам, от которых отскакивали обугленные щепки. Виталька сначала подталкивал меня, а потом оказался впереди и выволок меня в люк за шиворот.
Над нами, на шестом этаже, гулко стучал механизм часов. Туда вели крепкие ступени, только самый низ лестницы был разломан и не доставал до пола.
Мы забрались на лестницу.
– Держи меня крепче, – велел Виталька и лег животом на ступень. А ногами крепко ударил в пол. Разрушенные доски и балки закачались, затрещали. Виталька ударил еще раз. Остатки пола крякнули и стали проседать – видимо, они едва держались. Потом раздался треск, и старое дерево посыпалось вниз.
Оттуда послышались вопли и слова, которые трудно передать.
– Хорошо, – с чувством произнес Виталька.
– Что хорошего-то? – чуть не плача, сказал я. – А мы как спустимся?
– Как-нибудь спустимся. Нам пока наверх надо. Пошли!
Мы без остановки проскочили этаж с механизмом и выбрались на площадку с колоколами.
Солнце и синий воздух кругом! И облака, и зеленая земля, и река! Неужели внизу копошатся какие-то бандиты? Неужели здесь, при ярком радостном свете, с нами может случиться что-то плохое?
Виталька торопливо расстегнул на мне ремешок и сдернул ключ. Потом подскочил к перилам и перегнулся через них.
– Ветка-а!
– Верно, ведь там Ветка! А я и забыл с перепугу!
Я видел с высоты, как замелькало на монастырском дворе пестрое Веткино платьице. Она выскочила из лопухов и остановилась, задрав голову.
– Слу-шай! – громко и отчетливо прокричал Виталька. – Лови ключ! Запри дверь! Обязательно запри дверь! И беги в милицию! В колокольне жулики!
Ключ, посвистывая, ушел вниз и звонко запрыгал на камнях. Ветка схватила его.
Внизу под нами раздалась ругань, загремели доски. Видно, преследователи остались целы и, услышав про милицию, торопились вниз, к двери.
– Запирай скорей! – заорал Виталька. – Не спрашивай ничего, запирай!
Мы оба перегнулись вниз до отказа, но трудно было понять, справилась ли Ветка с дверью.
Внизу что-то грохотало и сыпалось, а что делает Ветка, мы даже не видели – она была скрыта дверной нишей. Кажется, сто лет прошло! И наконец она выскочила на солнце, замахала ключом:
– Го-то-во!
– Беги в милицию! – крикнул Виталька.
– А вы?!
– Мы продержимся! К нам они не доберутся!
Я не знаю, что там думала Ветка и какие переживания отражались у нее на лице – с высоты не разглядишь. Но она без лишних слов рванула с места и помчалась к монастырским воротам. До нас пулеметным стуком долетело щелканье ее подошв.
Внизу раздались гулкие удары. Это Эдик и Федя лупили по двери.
Мы легли на пол и заглянули в провал. После яркого солнца ничего нельзя было разглядеть в темной глубине. Но удары не смолкали, и слышались голоса:
– Открывайте! Гады! Хуже будет!
Я усмехнулся. Страх ушел, и я был уверен, что хуже не будет. Что они сделают? Сюда не доберутся, потому что мы поломали перекрытия. А если бы и добрались, разве посмели бы нас тронуть? Им тогда еще больше достанется! А сбежать им некуда: такую дверь только из пушки можно разбить. Виталька здорово все рассчитал!
Я весело поглядел на него. Виталька улыбался. Его веснушки на переносице сияли, как начищенная медь. Правда, на той же переносице была ссадина, на щеках сажа, а на рубашке – дыры, сквозь которые проглядывало поцарапанное пузо.
– Хорош! – сказал я.
– Ты тоже ничего, – радостно сообщил он. – Тетя Валя нам даст!
Я сел на краю провала, бесстрашно опустил в него ноги и засвистел песенку мальчика Дэви из фильма “Последний дюйм”:
В далекой северной стране,
Где долгий зимний день,
В холодной плещется волне
Ма-
лень-
кий
тю-
лень!
– Свистите? – громко донеслось снизу. – Ну, обождите, паразиты!
Мне снова стало нехорошо от страха. А Виталька деловито заметил:
– Кажись, опять сюда собираются…
Он подошел к перилам, ухватился за балясину и пошатал ее. Балясина была, видно, гнилая. Она поддалась и затрещала.
– Помоги, – сказал Виталька.
Я торопливо помог, и мы выдернули из гнезд точеный столб, который был мне по плечо. Потом выдернули еще два. А больше не смогли.
Виталька взвесил балясину в руках и задумчиво произнес:
– Ничего дубинушка.
Снизу донеслись приглушенные голоса и сопение. Мы опять заглянули в провал. На четвертом этаже Федя и Эдик мастерили из упавших балок лестницу.
Эдик поднял лицо. На него упал из бойницы луч, и мне стало совсем не по себе. Страшное было лицо, что и говорить.
– Ну, детки, вам не жить. Салатик будем делать, – хрипло сказал он. И я увидел у него длинный тонкий нож. Мой нож! Тот, что я уронил в провал ночью.
Виталька впервые взглянул на меня с открытой тревогой. Дело было скверное. Видно, жулики дошли до такого отчаяния, что им на все теперь наплевать.
Самое было время зареветь во весь голос от страха. До сих пор горжусь, что не заревел. И Виталька тоже. Он вскочил, схватил балясину и, как торпеду, пустил ее в жуликов.
“Торпеда” не зацепила Эдика и Федю. Она отскочила от балки и с грохотом полетела вниз.
Они даже не посмотрели на нас. Молча продолжали карабкаться. Я взял вторую балясину.
– Подожди. Экономь снаряды, – серьезно сказал Виталька.
Мы сделали ошибку. Надо было спуститься на пятый этаж и отбиваться от врагов, пока они ползут по балкам и едва держатся. А мы остались на верхнем ярусе. Мы ждали, что вот-вот, как в хорошем фильме, ворвется на монастырский двор синий милицейский фургон.
Но там было пусто и тихо. Лишь на окрестных улицах мелькали крошечные фигурки пешеходов. Не докричишься, не позовешь на помощь…
Сколько прошло времени? Совершенно не представляю. Наверно, немного, потому что с тех пор, как в башне появились наши враги, ни разу не били часы. Но нам казалось, что мы здесь целый день.
Эдик и Федя выбрались на пятый этаж, и мы потеряли их из виду под грудой рухнувших брусьев и половиц. Только было слышно, как они шепотом ругаются.
Этот шепот наводил на меня ужас.
Наконец белобрысая Федина голова показалась над краем люка. Я метнул в нее свою “торпеду”. Федя завопил и пропал, внизу что-то загремело.
– Хорошая будет шишка! – восторженно заметил Виталька.
Но тут же нам стало не до веселья: сквозь доски яростно протолкался в люк Эдик. Исцарапанный, оборванный, злой до беспамятства. С моим ножом в кулаке.
Теперь между нами был только один этаж и крепкая лестница – такую не разломаешь.
Виталька встал над люком, расставив ноги, и поднял свою балясину. Тонко сказал:
– Попробуй сунься, бандюга…
Я оглянулся в поисках оружия. Палку бы или камень… Ничего нет! А внизу по-прежнему пусто!
А если закричать изо всех сил, может, услышат?
Но, несмотря на опасность, кричать я почему-то не мог. Не мог заставить себя заорать над всем городом “помогите”!
А если ударить в колокол? Я вскочил на перила и хотел дотянуться до колокола, который висел в арочном проеме. Это был самый большой из тех, что сохранились. Громадный! И звон у него, конечно, могучий…
Но как дотянешься? В проушину чугунного языка была вплетена толстая веревка, но от нее остался лишь гнилой обрывок. А до обрывка – метра два пустоты.
Я балансировал на перилах, держась за кирпичный выступ. И вдруг кирпич шевельнулся у меня под пальцами. Видно, выступ сорок лет назад расшатало взрывом.
Я испугался, что потеряю равновесие, и прыгнул на пол. Кирпич свалился к моим ногам и распался на три куска.
Я схватил обломок!
Размахнулся и пустил его в край колокола! Изо всех сил! Дон-н!..
И еще раз!
Дон-н!..
Уши заложило. Я видел, что Виталька что-то говорит мне, но не понимал. Удары прозвучали так, что казалось, будто колокол упал и накрыл меня своим гудящим куполом. Я присел, помотал головой, нащупал на полу третий кусок…
Дон-н-н!..
Нужны были еще камни! Я опять прыгнул на перила и срывая ногти, стал взламывать кирпич. Тот не подавался. Пальцы сорвались, и я чуть-чуть не полетел с колокольни. Мучительным напряжением мускулов я восстановил равновесие и выровнялся. С отчаянием посмотрел вниз…
Снизу поднимался к нам ковер-самолет. А на ковре бесстрашно стоял Санька Ветерок, и его зеленая рубашка трепетала на ветру.
– Виталька! Ковер! – заорал я, не слыша себя.
Ковер-самолет с Ветерком повис на уровне перил.
Виталька оглянулся и просиял. Потом швырнул в люк свое оружие, почему-то захохотал и кинулся к нам.
Мы стремительно спустились вдоль колокольни к самой земле, пронеслись над булыжниками двора, перемахнули через стену, скользнули под обрыв и там приземлились на уступе, укрытом со всех сторон высокой полынью и бурьяном.
У меня в ушах еще не утих гул, и я не сразу понял, что говорит Ветерок. Он говорил возбужденно и быстро:
– …на стекло наступила и хромает… И говорит: “Беги в милицию!” А я подумал: вдруг эти вас там схватят? И скорей за ковром!
– Значит, у тебя получилось! – радостно сказал Виталька.
Ветерок заулыбался.
– Я и не думал, получится или нет. Надо же было выручать. Я через крышу к вам на вышку забрался, вытащил, расстелил и как крикну: “Вперед!” И будто сам полетел, без ковра даже… А потом смотрю – он подо мной.
– Кто-нибудь видел? – спросил Виталька.
Ветерок покачал головой.
– Я же не прямо. Я сперва к реке и вдоль обрыва. Я же понимаю.
– Что ты понимаешь! – сказал Виталька. – Ничего ты не понимаешь! Какой ты замечательный человек, ты нисколечко не понимаешь!
Он облапил Ветерка за плечи и, радостно хохоча, повалил на ковер. Я тоже захохотал и повалился на них, и получилась куча мала. И так мы вопили от счастья и барахтались, пока не съехали с ковра в бурьян. Тогда мы успокоились и притихли. И вспомнили, что у Ветки порезана нога.
– Сильно порезала? – спросил Виталька.
– Не очень, – сказал Ветерок. – Просто бегать быстро не может… Что это? Вон там, наверху. Слышите?
Наверху нарастали гудки и сирены. К башне мчались автомобили.
Да, они стояли и смотрели вверх…
Надо признать: в сложных обстоятельствах Виталька вел себя умнее и храбрее, чем я. Оказалось, что и в этот раз мы думаем о разном.
Я думал, как бы унести ноги.
А Виталька – совсем о другом.
Он вдруг встал на краю провала и беззаботно, будто своим приятелям, крикнул:
– Здрасте! А мы уже здесь!
Крючконосый Эдик вздрогнул, зыркнул по сторонам, потом запоздало заулыбался. А Федя заморгал и сказал:
– Вы там это… чего?
– Часы заводили! – весело объяснял Виталька. – Ух и умаялись! Жалко, что вы поздно пришли…
Он дернул меня за воротник, чтобы я поднялся с четверенек. Пришлось встать.
– Ага! – с натянутой улыбкой воскликнул Эдик. – Ранние птички! Раньше нас прилетели! Ну, спускайтесь, поговорим.
– А зачем? – дерзко сказал Виталька. – У вас ведь ключ-то есть. Чего вы нам мозги пудрили?
Эдик вздохнул и опять деревянно посмеялся:
– Ну, вы лихой народ. Все замечаете, как разведчики. Ключ мы нашли. Сегодня утром в музейном подвале рылись – и повезло.
Виталька подбородком показал на Федю:
– А он чем вчера дверь запирал? Пальцем?
Эдик перестал смеяться. Негромко, но уже с угрозой он потребовал:
– Спускайтесь. Тогда и поговорим.
– Успеем, – дурашливо ответил Виталька. – Тут еще надо порядок навести: кто-то ваши ящики рассыпал.
– Кто рассыпал?! – заорал Федя и бросился к каменным ступеням.
Виталька дернул меня за локоть, и мы по шаткой деревянной лесенке взлетели на третий этаж.
Там Виталька опять подтащил меня к провалу.
Я чуть не плакал – не столько от страха, сколько от Виталькиной глупости.
– Зачем ты сказал про ящики? Теперь они нас не выпустят.
Виталька сердито и весело глянул на меня.
– А зачем нам выпускаться? Надо, чтобы их не выпустить! А то утекут, и не найдешь!
– А как… – начал я.
Но Виталька заглянул в дыру и довольно издевательски произнес:
– Напугались, бедненькие? Да не трогали, не трогали мы ваши товары. Пусть их милиция трогает.
Эдик и Федя яростно смотрели на нас. У Феди на прозрачном носу опять блестели капельки. У Эдика шевелились скулы.
– Гады, – хрипловато сказал Федя. – Настучать хотите? Я вам это сейчас… кишки на шею намотаю.
Мы не стали ждать, когда они доберутся до наших кишок, и снова бросились к лестнице. Здесь она была разбита. Сохранились только отдельные балки и верхние ступеньки. Виталька подпрыгнул, вцепился в перекладину и крикнул:
– Подсади!
Я ухватил его за ноги и изо всех сил толкнул вверх. Виталька подтянулся, сел на ступень и протянул мне руки:
– Давай!
Ух, как бухало у меня сердце! Мне показалось, что Эдик и Федя сию секунду ухватят меня за щиколотки. Отчаянно дрыгая ногами, я кое-как забрался к Витальке. Потом мы ухватились за кромку люка и оказались на четвертом этаже.
– Берись! – приказал Виталька и, нагнувшись над люком, ухватился за обугленный брус, на котором держались хлипкие ступени.
Я понял! Мы дружно расшатали балку, и она рухнула, чуть не придавив Эдика и Федю, которые лезли за нами.
– Ну, детки, это вам будет стоить дорого, – пообещал Эдик.
– Сколько? – бесстрашно спросил Виталька.
– Столько, сколько заработали… Слушайте, парни, спускайтесь сами, а то хуже будет.
– Зачем это нам спускаться? – спросил Виталька. – Мы высоту любим.
– Вы с этой высоты сейчас… Ни в одной мастерской не склеят…
– Сперва поймайте!
Эдик и Федя стали прислонять к стене балку, чтобы по ней добраться до нас.
– Так-так, – сказал Виталька. – Работайте. Привыкайте. Там, куда вас посадят, все равно придется работать.
Федя коротко всхлипнул и поглядел на нас так, что у меня зубы застучали.
– Не трусь, – сказал Виталька.
– Вовсе не трушу, – из последних сил сказал я.
А на самом деле трусил так, как никогда в жизни.
Я не мог понять, чего хочет Виталька. Зачем он дразнит этих бандитов? Куда мы денемся? Может, он забыл, что у нас нет с собой ковра-самолета?
Эти мысли прыгали у меня в голове без всякого порядка. Да и какая разница теперь? Вниз все равно не пробьешься. Сейчас – только вверх и вверх, чтобы не попасть в лапы к разъяренным жуликам.
Сопя и ругаясь, Эдик и Федя стали карабкаться к нам по балке.
– Молодцы, – сказал Виталька. – Физкультура полезна всем. Эдик, не наступи Феде на нос, а то он станет совсем прозрачный.
– Давай толкнем балку, – торопливо предложил я.
– Успеется, – сказал Виталька шепотом. – Надо, чтобы им потом спускаться было трудно. Айда наверх!
Мы стали забираться на пятый ярус. Здесь лестницы совсем не было. По правде говоря, я не помню, как мы лезли. По каким-то брусьям, кирпичным выступам и доскам, от которых отскакивали обугленные щепки. Виталька сначала подталкивал меня, а потом оказался впереди и выволок меня в люк за шиворот.
Над нами, на шестом этаже, гулко стучал механизм часов. Туда вели крепкие ступени, только самый низ лестницы был разломан и не доставал до пола.
Мы забрались на лестницу.
– Держи меня крепче, – велел Виталька и лег животом на ступень. А ногами крепко ударил в пол. Разрушенные доски и балки закачались, затрещали. Виталька ударил еще раз. Остатки пола крякнули и стали проседать – видимо, они едва держались. Потом раздался треск, и старое дерево посыпалось вниз.
Оттуда послышались вопли и слова, которые трудно передать.
– Хорошо, – с чувством произнес Виталька.
– Что хорошего-то? – чуть не плача, сказал я. – А мы как спустимся?
– Как-нибудь спустимся. Нам пока наверх надо. Пошли!
Мы без остановки проскочили этаж с механизмом и выбрались на площадку с колоколами.
Солнце и синий воздух кругом! И облака, и зеленая земля, и река! Неужели внизу копошатся какие-то бандиты? Неужели здесь, при ярком радостном свете, с нами может случиться что-то плохое?
Виталька торопливо расстегнул на мне ремешок и сдернул ключ. Потом подскочил к перилам и перегнулся через них.
– Ветка-а!
– Верно, ведь там Ветка! А я и забыл с перепугу!
Я видел с высоты, как замелькало на монастырском дворе пестрое Веткино платьице. Она выскочила из лопухов и остановилась, задрав голову.
– Слу-шай! – громко и отчетливо прокричал Виталька. – Лови ключ! Запри дверь! Обязательно запри дверь! И беги в милицию! В колокольне жулики!
Ключ, посвистывая, ушел вниз и звонко запрыгал на камнях. Ветка схватила его.
Внизу под нами раздалась ругань, загремели доски. Видно, преследователи остались целы и, услышав про милицию, торопились вниз, к двери.
– Запирай скорей! – заорал Виталька. – Не спрашивай ничего, запирай!
Мы оба перегнулись вниз до отказа, но трудно было понять, справилась ли Ветка с дверью.
Внизу что-то грохотало и сыпалось, а что делает Ветка, мы даже не видели – она была скрыта дверной нишей. Кажется, сто лет прошло! И наконец она выскочила на солнце, замахала ключом:
– Го-то-во!
– Беги в милицию! – крикнул Виталька.
– А вы?!
– Мы продержимся! К нам они не доберутся!
Я не знаю, что там думала Ветка и какие переживания отражались у нее на лице – с высоты не разглядишь. Но она без лишних слов рванула с места и помчалась к монастырским воротам. До нас пулеметным стуком долетело щелканье ее подошв.
Внизу раздались гулкие удары. Это Эдик и Федя лупили по двери.
Мы легли на пол и заглянули в провал. После яркого солнца ничего нельзя было разглядеть в темной глубине. Но удары не смолкали, и слышались голоса:
– Открывайте! Гады! Хуже будет!
Я усмехнулся. Страх ушел, и я был уверен, что хуже не будет. Что они сделают? Сюда не доберутся, потому что мы поломали перекрытия. А если бы и добрались, разве посмели бы нас тронуть? Им тогда еще больше достанется! А сбежать им некуда: такую дверь только из пушки можно разбить. Виталька здорово все рассчитал!
Я весело поглядел на него. Виталька улыбался. Его веснушки на переносице сияли, как начищенная медь. Правда, на той же переносице была ссадина, на щеках сажа, а на рубашке – дыры, сквозь которые проглядывало поцарапанное пузо.
– Хорош! – сказал я.
– Ты тоже ничего, – радостно сообщил он. – Тетя Валя нам даст!
Я сел на краю провала, бесстрашно опустил в него ноги и засвистел песенку мальчика Дэви из фильма “Последний дюйм”:
В далекой северной стране,
Где долгий зимний день,
В холодной плещется волне
Ма-
лень-
кий
тю-
лень!
– Свистите? – громко донеслось снизу. – Ну, обождите, паразиты!
Мне снова стало нехорошо от страха. А Виталька деловито заметил:
– Кажись, опять сюда собираются…
Он подошел к перилам, ухватился за балясину и пошатал ее. Балясина была, видно, гнилая. Она поддалась и затрещала.
– Помоги, – сказал Виталька.
Я торопливо помог, и мы выдернули из гнезд точеный столб, который был мне по плечо. Потом выдернули еще два. А больше не смогли.
Виталька взвесил балясину в руках и задумчиво произнес:
– Ничего дубинушка.
Снизу донеслись приглушенные голоса и сопение. Мы опять заглянули в провал. На четвертом этаже Федя и Эдик мастерили из упавших балок лестницу.
Эдик поднял лицо. На него упал из бойницы луч, и мне стало совсем не по себе. Страшное было лицо, что и говорить.
– Ну, детки, вам не жить. Салатик будем делать, – хрипло сказал он. И я увидел у него длинный тонкий нож. Мой нож! Тот, что я уронил в провал ночью.
Виталька впервые взглянул на меня с открытой тревогой. Дело было скверное. Видно, жулики дошли до такого отчаяния, что им на все теперь наплевать.
Самое было время зареветь во весь голос от страха. До сих пор горжусь, что не заревел. И Виталька тоже. Он вскочил, схватил балясину и, как торпеду, пустил ее в жуликов.
“Торпеда” не зацепила Эдика и Федю. Она отскочила от балки и с грохотом полетела вниз.
Они даже не посмотрели на нас. Молча продолжали карабкаться. Я взял вторую балясину.
– Подожди. Экономь снаряды, – серьезно сказал Виталька.
Мы сделали ошибку. Надо было спуститься на пятый этаж и отбиваться от врагов, пока они ползут по балкам и едва держатся. А мы остались на верхнем ярусе. Мы ждали, что вот-вот, как в хорошем фильме, ворвется на монастырский двор синий милицейский фургон.
Но там было пусто и тихо. Лишь на окрестных улицах мелькали крошечные фигурки пешеходов. Не докричишься, не позовешь на помощь…
Сколько прошло времени? Совершенно не представляю. Наверно, немного, потому что с тех пор, как в башне появились наши враги, ни разу не били часы. Но нам казалось, что мы здесь целый день.
Эдик и Федя выбрались на пятый этаж, и мы потеряли их из виду под грудой рухнувших брусьев и половиц. Только было слышно, как они шепотом ругаются.
Этот шепот наводил на меня ужас.
Наконец белобрысая Федина голова показалась над краем люка. Я метнул в нее свою “торпеду”. Федя завопил и пропал, внизу что-то загремело.
– Хорошая будет шишка! – восторженно заметил Виталька.
Но тут же нам стало не до веселья: сквозь доски яростно протолкался в люк Эдик. Исцарапанный, оборванный, злой до беспамятства. С моим ножом в кулаке.
Теперь между нами был только один этаж и крепкая лестница – такую не разломаешь.
Виталька встал над люком, расставив ноги, и поднял свою балясину. Тонко сказал:
– Попробуй сунься, бандюга…
Я оглянулся в поисках оружия. Палку бы или камень… Ничего нет! А внизу по-прежнему пусто!
А если закричать изо всех сил, может, услышат?
Но, несмотря на опасность, кричать я почему-то не мог. Не мог заставить себя заорать над всем городом “помогите”!
А если ударить в колокол? Я вскочил на перила и хотел дотянуться до колокола, который висел в арочном проеме. Это был самый большой из тех, что сохранились. Громадный! И звон у него, конечно, могучий…
Но как дотянешься? В проушину чугунного языка была вплетена толстая веревка, но от нее остался лишь гнилой обрывок. А до обрывка – метра два пустоты.
Я балансировал на перилах, держась за кирпичный выступ. И вдруг кирпич шевельнулся у меня под пальцами. Видно, выступ сорок лет назад расшатало взрывом.
Я испугался, что потеряю равновесие, и прыгнул на пол. Кирпич свалился к моим ногам и распался на три куска.
Я схватил обломок!
Размахнулся и пустил его в край колокола! Изо всех сил! Дон-н!..
И еще раз!
Дон-н!..
Уши заложило. Я видел, что Виталька что-то говорит мне, но не понимал. Удары прозвучали так, что казалось, будто колокол упал и накрыл меня своим гудящим куполом. Я присел, помотал головой, нащупал на полу третий кусок…
Дон-н-н!..
Нужны были еще камни! Я опять прыгнул на перила и срывая ногти, стал взламывать кирпич. Тот не подавался. Пальцы сорвались, и я чуть-чуть не полетел с колокольни. Мучительным напряжением мускулов я восстановил равновесие и выровнялся. С отчаянием посмотрел вниз…
Снизу поднимался к нам ковер-самолет. А на ковре бесстрашно стоял Санька Ветерок, и его зеленая рубашка трепетала на ветру.
– Виталька! Ковер! – заорал я, не слыша себя.
Ковер-самолет с Ветерком повис на уровне перил.
Виталька оглянулся и просиял. Потом швырнул в люк свое оружие, почему-то захохотал и кинулся к нам.
Мы стремительно спустились вдоль колокольни к самой земле, пронеслись над булыжниками двора, перемахнули через стену, скользнули под обрыв и там приземлились на уступе, укрытом со всех сторон высокой полынью и бурьяном.
У меня в ушах еще не утих гул, и я не сразу понял, что говорит Ветерок. Он говорил возбужденно и быстро:
– …на стекло наступила и хромает… И говорит: “Беги в милицию!” А я подумал: вдруг эти вас там схватят? И скорей за ковром!
– Значит, у тебя получилось! – радостно сказал Виталька.
Ветерок заулыбался.
– Я и не думал, получится или нет. Надо же было выручать. Я через крышу к вам на вышку забрался, вытащил, расстелил и как крикну: “Вперед!” И будто сам полетел, без ковра даже… А потом смотрю – он подо мной.
– Кто-нибудь видел? – спросил Виталька.
Ветерок покачал головой.
– Я же не прямо. Я сперва к реке и вдоль обрыва. Я же понимаю.
– Что ты понимаешь! – сказал Виталька. – Ничего ты не понимаешь! Какой ты замечательный человек, ты нисколечко не понимаешь!
Он облапил Ветерка за плечи и, радостно хохоча, повалил на ковер. Я тоже захохотал и повалился на них, и получилась куча мала. И так мы вопили от счастья и барахтались, пока не съехали с ковра в бурьян. Тогда мы успокоились и притихли. И вспомнили, что у Ветки порезана нога.
– Сильно порезала? – спросил Виталька.
– Не очень, – сказал Ветерок. – Просто бегать быстро не может… Что это? Вон там, наверху. Слышите?
Наверху нарастали гудки и сирены. К башне мчались автомобили.