Сказка Хоббит или туда и обратно
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Джона Толкиена (Толкина)
Глава 18
Обратный путь
Когда Бильбо очнулся, то никого рядом не обнаружил. Он лежал на плоских камнях Воронова утеса, один-одинешенек. Солнце стояло в зените, день был холодный и ясный. Бильбо промерз до костей, его била дрожь, но голова горела огнем.
— Хотелось бы знать, что тут произошло, — пробормотал он. — По крайней мере, я пока не в числе павших героев, хотя, полагаю, за этим дело не станет!
Он со стоном сел и, посмотрев вниз, не увидел в долине живых гоблинов. Постепенно в голове немного прояснилось, и хоббит различил эльфов, которые бродили между камней. Он протер глаза. Вроде бы в долине по-прежнему стоял лагерь, а у ворот происходило какое-то движение. Если глаза его не обманывали, гномы деловито разбирали стену. Однако повсюду стояла мертвая тишина, ни слышалось ни песен, ни голосов; казалось, сам воздух пропитан скорбью.
«Значит, все-таки победа, — подумал Бильбо, ощупывая ноющую голову, — но до чего же безрадостная!».
Внезапно на тропе показался человек.
— Эй, там! — слабым голосом позвал Бильбо. — Эй! Какие новости?
— Чей это голос из-за камней? — Человек остановился и стал вглядываться туда, где сидел хоббит.
Тут Бильбо вспомнил про кольцо!
«Чтоб мне! Выходит, у невидимости есть оборотная сторона, иначе, думается, я провел бы эту ночь в тепле и уюте».
— Это я, Бильбо Бэггинс, спутник Торина! — крикнул он, поспешно снимая кольцо.
— Хорошо, что я тебя нашел, — проговорил человек, подходя ближе. — Ты нужен, и тебя давно ищут. Если б волшебник Гандальф не сказал, что последний раз слышал твой голос на этом месте, тебя бы сочли мертвым. Меня отправили поискать в последний раз. Ты ранен?
— Кажется, получил камнем по голове, — ответил Бильбо. — Однако она у меня крепкая и в шлеме. Правда, мне нехорошо, и ноги, как ватные.
— Я тебе отнесу, — сказал человек и легко поднял Бильбо на руки.
Он быстро и уверено спустился с утеса. Скоро хоббит уже стоял перед шатром в Дейле. Здесь же был Гандальф, с рукой на перевязи — даже волшебнику досталось в бою. Во всем войске не пострадали считанные единицы.
При виде Бильбо Гандальф по-настоящему обрадовался.
— Бэггинс! — воскликнул он. — Вот те на! Жив, значит! Как я рад! Уже начал подумывать, не изменило ли тебе везенье. Ужасная история и чуть не кончилась совсем плохо. Однако обо всем после. Идем, — сказал он, помрачнев. — Тебя хотят видеть, — и повел хоббита в шатер.
— Привет тебе, Торин, — сказал волшебник, входя. — Я его привел.
В шатре лежал Торин Дубовый Щит, весь израненный, на полу валялись порванная кольчуга и зазубренный топор. Когда Бильбо подошел, Торин открыл глаза.
— Прощай, славный вор, — сказал он. — Я иду в чертоги ожидания, где пребуду с моими предками до тех пор, пока обновится мир. Я оставляю золото и серебро и отправляюсь туда, где они не в чести, потому хотел бы расстаться с тобой по-дружески и взять назад то, что сказал и совершил у ворот.
Бильбо, охваченный скорбью, преклонил колено.
— Прощай, Король-под-Горой. Воистину печально приключение, которое должно завершиться так; и никакие горы золота того не стоят. И все же я рад, что разделил с тобой его тяготы — это больше, чем заслужил любой Бэггинс.
— Нет! — сказал Торин. — Ты куда лучше, чем думаешь, дитя доброго Запада. В меру отваги и в меру мудрости — что может быть правильней! Если бы все мы ценили еду, шутку и песню больше, чем груды золота, мир стал бы куда веселее. Однако, веселый мир или грустный, я должен его покинуть. Прощай.
Бильбо отвернулся, и ушел, и сидел один, закутавшись в одеяло, и — поверите или нет — плакал так, что голос охрип, а глаза покраснели от слез. Добрая, отзывчивая душа… Долго еще маленький хоббит не мог шутить и смеяться.
«Какая удача, — подумал он наконец, — что я очнулся вовремя. Лучше бы Торин остался жив! но хорошо, хотя бы, что мы простились по-доброму. Дурак ты, Бильбо, что заварил эту кашу с камнем — никому лучше не стало, а дело все равно закончилось битвой, хотя тут, полагаю, ты не при чем».
О том, что случилось, пока он лежал без сознания, Бильбо узнал позже, однако приключение уже окончательно его утомило, а услышанное больше опечалило, чем обрадовало. Всем своим существом он стремился в обратный путь.
Отъезд немного откладывался, так что, пока есть время, я расскажу вам о некоторых событиях. Орлы давно с тревогой наблюдали за гоблинами — от их острых глаз не скрылось движение в горах. Поэтому они тоже собрались в великом множестве, под предводительством Великого орла с Мглистых гор и, наконец, почуяв битву, успели в последний миг. Это они очистили склоны, сталкивая гоблинов в пропасти или сгоняя вниз, прямо на копья неприятеля. Как только склоны Одинокой горы были освобождены, люди и эльфы с обеих сторон долины смогли придти на помощь товарищам.
Но даже вместе с орлами их было меньше, чем гоблинов и волков.
Под самый конец появился Беорн — никто не знает, как и откуда. Он был в медвежьем обличье и, охваченный яростью, казался почти великаном. Рев его гремел громче пушек и барабанов; мощные лапы раскидывали гоблинов и волков, как солому и перья. Беорн напал на них сзади и, словно таран, пробил вражеское кольцо.
Гномы еще держались, сомкнувшись вокруг своих предводителей на круглом пригорке. Здесь Беорн нагнулся и поднял Торина, пронзенного множеством копий, и вынес его из боя. Вскоре он вернулся и с удвоенной яростью бросился на врагов. Никто не мог перед ним устоять — казалось, мечи и копья не причиняют ему вреда. Он рассеял дружинников и, повалив, задрал самого Болга. Охваченные ужасом гоблины бросились врассыпную.
Надежда вдохнула в людей и эльфов новые силы; забыв про усталость, они кинулись в погоню, и мало кто из гоблинов уцелел. Многих загнали в реку Быструю, а те, кто бежал на запад или на юг, нашли свою гибель в топях по берегам Лесной; последние остатки врагов добрались до опушки Мирквуда и были перебиты или сгинули в нехоженых чащах. В песнях поется, что треть гоблинского воинства полегла в тот день, и в горах на долгие годы воцарился мир.
Исход сражения стал ясен еще засветло, но на следующий день, когда Бильбо вернулся в лагерь, погоня по-прежнему продолжалась; под Горой остались лишь тяжелораненые.
— Где орлы? — спросил он у Гандальфа в тот вечер, лежа под несколькими теплыми одеялами.
— Часть преследует гоблинов, — сказал волшебник, — остальные вернулись в свои гнездовья. Они улетели со светом. Даин увенчал их царя золотой короной и поклялся ему в вечной дружбе.
— Жаль. Я хотел сказать, жаль, хорошо бы их увидеть снова, — сонно проговорил Бильбо. — Может, на обратном пути… Наверное, это уже скоро?
— Как только пожелаешь, — ответил волшебник.
Однако в путь Бильбо тронулся лишь через несколько дней.
Торина похоронили под Горой, и Бард положил Аркенстон ему на грудь.
— Пусть он лежит здесь, доколе не рухнет гора, — сказал лучник, — и пусть приносит удачу сородичам павшего!
На гробницу король эльфов возложил Оркрист, эльфийский клинок, который у Торина отобрали в плену. В песнях поется, что он лучился во мраке, когда приближались враги, и крепость гномов нельзя было взять врасплох. Здесь решил поселиться Даин, сын Наина; его короновали Королем-под-Горой, и со временем множество других гномов собралось под его державой. Из двенадцати спутников Торина выжили десять — Фили и Кили пали, защищая его телом и щитом, ибо Торин был старшим братом их матери. Все десять остались с Даином, ибо тот достойно распорядился богатством. Разумеется, не могло быть речи о том, чтобы делить сокровище по уговору между Балином, Двалином, Дори, Нори, Ори, Бифуром, Бофуром, Бомбуром — и Бильбо. Однако четырнадцатую часть в серебре и золоте, обработанном и в слитках, Даин вручил Барду, сказав:
— Слово павшего для нас свято, Аркенстон же теперь у него.
Даже четырнадцатая часть оказалась несметным богатством — больше, чем у иного смертного короля. Немало золота Бард отправил мэру Озерного города, а своих сподвижников наградил со всей щедростью. Королю эльфов лучник подарил его любимые изумруды — оплечье Гириона, которое получил от Даина.
Бильбо он сказал:
— Это богатство столько же твое, сколько мое. Старые договоренности не в счет, ибо слишком многие добывали сокровище и отстаивали его. Ты был готов отречься от своей доли, но мне бы не хотелось, чтобы сбылись слова Торина, в которых он раскаялся перед смертью, и ты, по нашей вине, остался ни с чем. Тебя я желал бы наградить щедрее других.
— Спасибо, — ответил Бильбо, — но вообще-то мне так проще. Не представляю, как бы я довез такое богатство до дома без войны и смертоубийств. Да и непонятно, что с ним потом делать. Пусть лучше будет у тебя.
После долгих уговоров хоббит согласился взять два сундучка — один с золотом, другой с серебром — столько, сколько можно навьючить на сильного пони.
— Думаю, это будет мне в самый раз, — сказал он.
Наконец пришло время расставаться с друзьями.
— Прощай, Балин, — сказал Бильбо, — и прощай, Двалин, прощайте, Дори, Нори, Ори, Оин, Глоин, Бифур, Бофур и Бомбур! Да не поредеют ваши бороды! — И, обернувшись к воротам, добавил: — Прощай, Торин Дубовый Щит! И Фили и Кили! Да не изгладится ваша память!
Гномы поклонились до земли, однако слова застряли у них в горле.
— Добрый путь и удачи тебе во всем, — сказал наконец Балин. — Если навестишь нас еще, когда чертоги заблещут по-старому, то попируем от души!
— Если заглянете в наши края, — отвечал Бильбо, — то заходите, не раздумывая. Чай в четыре, но вас я рад видеть в любое время!
И он отвернулся.
Эльфийское воинство возвращалось домой, увы, сильно поредевшее. Тем не менее многие радовались, ведь северный мир стал светлее на долгие годы: дракон пал, гоблины разбиты, а за холодной зимою придет весна. Гандальф и Бильбо ехали с лесным королем, рядом шагал Беорн, снова в человечьем обличье — он смеялся и распевал во весь голос. Так они добрались до опушки Мирквуда, севернее того места, где из леса вытекала река.
Здесь остановились, потому что волшебник и Бильбо не хотели въезжать в лес, как ни уговаривал их король погостить хоть немного. Они намеревались обогнуть Мирквуд с севера, у подножия Серых гор. Дорога предстояла долгая и утомительная, но теперь, после разгрома гоблинов, она была безопаснее гиблых лесных троп, а главное, ею собирался идти Беорн.
— Прощай, о король! — сказал Гандальф. — Да будет весел зеленый лес, покуда мир еще юн! И да радуется весь твой народ!
— Прощай, о Гандальф! — сказал король. — Появляйся и впредь в самую трудную и неожиданную минуту, и чем чаще, тем лучше!
— Очень прошу, — с запинкой выговорил Бильбо, переминаясь с ноги на ногу, — прими вот это! — И он вытащил серебряное с жемчугом ожерелье, прощальный подарок Даина.
— Чем заслужил я подобный дар, о хоббит? — спросил король.
— Мм… э-э… видишь ли, — сконфуженно пробормотал Бильбо. — Я… э-э… хотел бы отчасти отблагодарить тебя за… э-э… гостеприимство. В смысле, что даже у взломщиков есть совесть. Я выпил немало твоего вина и съел немало твоего хлеба.
— Я принимаю твой дар, о Бильбо Великолепный! — серьезно ответил король. — И нарекаю тебя другом эльфов. Да не укоротится твоя тень (иначе воровать станет слишком легко)! Прощай!
Тут эльфы свернули в лес, а для Бильбо начался долгий путь к дому.
Ему пришлось пережить немало тягот и приключений. Дикий край оставался диким, и там много чего водилось помимо гоблинов; однако у хоббита были надежные спутники — волшебник и Беорн, — так что настоящая опасность ему не грозила. К середине зимы добрались до Беорнова дома, и здесь задержались надолго. Праздник зимнего солнцеворота выдался на удивление теплым и ясным. Беорн созвал на пир множество гостей из ближних и дальних краев. Немногие уцелевшие гоблины забились в самые глубокие щели, варги в лесах повывелись, и можно было путешествовать без опаски. Беорн со временем стал правителем обширных земель между горами и лесом; говорили, что его потомки до девятого колена умели принимать медвежье обличье. Среди них случались угрюмые и злые, но большая часть унаследовала Беорнов нрав, если не стать и силу. При них Мглистые горы окончательно очистили от гоблинов, и Диком краю наступил мир.
Была весна, дни стояли теплые и солнечные, когда Гандальф и Бильбо наконец распрощались с хозяином. Как ни тянуло хоббита в родную нору, он уезжал с сожалением, ибо весной цветы у Беорна были ничуть не хуже, чем летом. Наконец выехали на торную дорогу и поднялись на тот самый перевал, где их захватили гоблины. Однако теперь стояло ясное утро. Обернувшись, путники увидели залитый белым солнцем простор. За равниной лежал Мирквуд, синий вдали и темно-зеленый по опушкам даже весной. На самом краю окоема вздымалась Одинокая гора; на ее вершине искрилась снежная шапка.
— Значит, после огня — снег, и даже драконам когда-нибудь приходит конец, — сказал Бильбо, поворачиваясь спиной к своим приключениям. Его туковская половинка очень устала, а бэггинсовская крепла день ото дня. — Теперь я хочу одного — поскорее оказаться в собственном кресле!
Обратный путь
Когда Бильбо очнулся, то никого рядом не обнаружил. Он лежал на плоских камнях Воронова утеса, один-одинешенек. Солнце стояло в зените, день был холодный и ясный. Бильбо промерз до костей, его била дрожь, но голова горела огнем.
— Хотелось бы знать, что тут произошло, — пробормотал он. — По крайней мере, я пока не в числе павших героев, хотя, полагаю, за этим дело не станет!
Он со стоном сел и, посмотрев вниз, не увидел в долине живых гоблинов. Постепенно в голове немного прояснилось, и хоббит различил эльфов, которые бродили между камней. Он протер глаза. Вроде бы в долине по-прежнему стоял лагерь, а у ворот происходило какое-то движение. Если глаза его не обманывали, гномы деловито разбирали стену. Однако повсюду стояла мертвая тишина, ни слышалось ни песен, ни голосов; казалось, сам воздух пропитан скорбью.
«Значит, все-таки победа, — подумал Бильбо, ощупывая ноющую голову, — но до чего же безрадостная!».
Внезапно на тропе показался человек.
— Эй, там! — слабым голосом позвал Бильбо. — Эй! Какие новости?
— Чей это голос из-за камней? — Человек остановился и стал вглядываться туда, где сидел хоббит.
Тут Бильбо вспомнил про кольцо!
«Чтоб мне! Выходит, у невидимости есть оборотная сторона, иначе, думается, я провел бы эту ночь в тепле и уюте».
— Это я, Бильбо Бэггинс, спутник Торина! — крикнул он, поспешно снимая кольцо.
— Хорошо, что я тебя нашел, — проговорил человек, подходя ближе. — Ты нужен, и тебя давно ищут. Если б волшебник Гандальф не сказал, что последний раз слышал твой голос на этом месте, тебя бы сочли мертвым. Меня отправили поискать в последний раз. Ты ранен?
— Кажется, получил камнем по голове, — ответил Бильбо. — Однако она у меня крепкая и в шлеме. Правда, мне нехорошо, и ноги, как ватные.
— Я тебе отнесу, — сказал человек и легко поднял Бильбо на руки.
Он быстро и уверено спустился с утеса. Скоро хоббит уже стоял перед шатром в Дейле. Здесь же был Гандальф, с рукой на перевязи — даже волшебнику досталось в бою. Во всем войске не пострадали считанные единицы.
При виде Бильбо Гандальф по-настоящему обрадовался.
— Бэггинс! — воскликнул он. — Вот те на! Жив, значит! Как я рад! Уже начал подумывать, не изменило ли тебе везенье. Ужасная история и чуть не кончилась совсем плохо. Однако обо всем после. Идем, — сказал он, помрачнев. — Тебя хотят видеть, — и повел хоббита в шатер.
— Привет тебе, Торин, — сказал волшебник, входя. — Я его привел.
В шатре лежал Торин Дубовый Щит, весь израненный, на полу валялись порванная кольчуга и зазубренный топор. Когда Бильбо подошел, Торин открыл глаза.
— Прощай, славный вор, — сказал он. — Я иду в чертоги ожидания, где пребуду с моими предками до тех пор, пока обновится мир. Я оставляю золото и серебро и отправляюсь туда, где они не в чести, потому хотел бы расстаться с тобой по-дружески и взять назад то, что сказал и совершил у ворот.
Бильбо, охваченный скорбью, преклонил колено.
— Прощай, Король-под-Горой. Воистину печально приключение, которое должно завершиться так; и никакие горы золота того не стоят. И все же я рад, что разделил с тобой его тяготы — это больше, чем заслужил любой Бэггинс.
— Нет! — сказал Торин. — Ты куда лучше, чем думаешь, дитя доброго Запада. В меру отваги и в меру мудрости — что может быть правильней! Если бы все мы ценили еду, шутку и песню больше, чем груды золота, мир стал бы куда веселее. Однако, веселый мир или грустный, я должен его покинуть. Прощай.
Бильбо отвернулся, и ушел, и сидел один, закутавшись в одеяло, и — поверите или нет — плакал так, что голос охрип, а глаза покраснели от слез. Добрая, отзывчивая душа… Долго еще маленький хоббит не мог шутить и смеяться.
«Какая удача, — подумал он наконец, — что я очнулся вовремя. Лучше бы Торин остался жив! но хорошо, хотя бы, что мы простились по-доброму. Дурак ты, Бильбо, что заварил эту кашу с камнем — никому лучше не стало, а дело все равно закончилось битвой, хотя тут, полагаю, ты не при чем».
О том, что случилось, пока он лежал без сознания, Бильбо узнал позже, однако приключение уже окончательно его утомило, а услышанное больше опечалило, чем обрадовало. Всем своим существом он стремился в обратный путь.
Отъезд немного откладывался, так что, пока есть время, я расскажу вам о некоторых событиях. Орлы давно с тревогой наблюдали за гоблинами — от их острых глаз не скрылось движение в горах. Поэтому они тоже собрались в великом множестве, под предводительством Великого орла с Мглистых гор и, наконец, почуяв битву, успели в последний миг. Это они очистили склоны, сталкивая гоблинов в пропасти или сгоняя вниз, прямо на копья неприятеля. Как только склоны Одинокой горы были освобождены, люди и эльфы с обеих сторон долины смогли придти на помощь товарищам.
Но даже вместе с орлами их было меньше, чем гоблинов и волков.
Под самый конец появился Беорн — никто не знает, как и откуда. Он был в медвежьем обличье и, охваченный яростью, казался почти великаном. Рев его гремел громче пушек и барабанов; мощные лапы раскидывали гоблинов и волков, как солому и перья. Беорн напал на них сзади и, словно таран, пробил вражеское кольцо.
Гномы еще держались, сомкнувшись вокруг своих предводителей на круглом пригорке. Здесь Беорн нагнулся и поднял Торина, пронзенного множеством копий, и вынес его из боя. Вскоре он вернулся и с удвоенной яростью бросился на врагов. Никто не мог перед ним устоять — казалось, мечи и копья не причиняют ему вреда. Он рассеял дружинников и, повалив, задрал самого Болга. Охваченные ужасом гоблины бросились врассыпную.
Надежда вдохнула в людей и эльфов новые силы; забыв про усталость, они кинулись в погоню, и мало кто из гоблинов уцелел. Многих загнали в реку Быструю, а те, кто бежал на запад или на юг, нашли свою гибель в топях по берегам Лесной; последние остатки врагов добрались до опушки Мирквуда и были перебиты или сгинули в нехоженых чащах. В песнях поется, что треть гоблинского воинства полегла в тот день, и в горах на долгие годы воцарился мир.
Исход сражения стал ясен еще засветло, но на следующий день, когда Бильбо вернулся в лагерь, погоня по-прежнему продолжалась; под Горой остались лишь тяжелораненые.
— Где орлы? — спросил он у Гандальфа в тот вечер, лежа под несколькими теплыми одеялами.
— Часть преследует гоблинов, — сказал волшебник, — остальные вернулись в свои гнездовья. Они улетели со светом. Даин увенчал их царя золотой короной и поклялся ему в вечной дружбе.
— Жаль. Я хотел сказать, жаль, хорошо бы их увидеть снова, — сонно проговорил Бильбо. — Может, на обратном пути… Наверное, это уже скоро?
— Как только пожелаешь, — ответил волшебник.
Однако в путь Бильбо тронулся лишь через несколько дней.
Торина похоронили под Горой, и Бард положил Аркенстон ему на грудь.
— Пусть он лежит здесь, доколе не рухнет гора, — сказал лучник, — и пусть приносит удачу сородичам павшего!
На гробницу король эльфов возложил Оркрист, эльфийский клинок, который у Торина отобрали в плену. В песнях поется, что он лучился во мраке, когда приближались враги, и крепость гномов нельзя было взять врасплох. Здесь решил поселиться Даин, сын Наина; его короновали Королем-под-Горой, и со временем множество других гномов собралось под его державой. Из двенадцати спутников Торина выжили десять — Фили и Кили пали, защищая его телом и щитом, ибо Торин был старшим братом их матери. Все десять остались с Даином, ибо тот достойно распорядился богатством. Разумеется, не могло быть речи о том, чтобы делить сокровище по уговору между Балином, Двалином, Дори, Нори, Ори, Бифуром, Бофуром, Бомбуром — и Бильбо. Однако четырнадцатую часть в серебре и золоте, обработанном и в слитках, Даин вручил Барду, сказав:
— Слово павшего для нас свято, Аркенстон же теперь у него.
Даже четырнадцатая часть оказалась несметным богатством — больше, чем у иного смертного короля. Немало золота Бард отправил мэру Озерного города, а своих сподвижников наградил со всей щедростью. Королю эльфов лучник подарил его любимые изумруды — оплечье Гириона, которое получил от Даина.
Бильбо он сказал:
— Это богатство столько же твое, сколько мое. Старые договоренности не в счет, ибо слишком многие добывали сокровище и отстаивали его. Ты был готов отречься от своей доли, но мне бы не хотелось, чтобы сбылись слова Торина, в которых он раскаялся перед смертью, и ты, по нашей вине, остался ни с чем. Тебя я желал бы наградить щедрее других.
— Спасибо, — ответил Бильбо, — но вообще-то мне так проще. Не представляю, как бы я довез такое богатство до дома без войны и смертоубийств. Да и непонятно, что с ним потом делать. Пусть лучше будет у тебя.
После долгих уговоров хоббит согласился взять два сундучка — один с золотом, другой с серебром — столько, сколько можно навьючить на сильного пони.
— Думаю, это будет мне в самый раз, — сказал он.
Наконец пришло время расставаться с друзьями.
— Прощай, Балин, — сказал Бильбо, — и прощай, Двалин, прощайте, Дори, Нори, Ори, Оин, Глоин, Бифур, Бофур и Бомбур! Да не поредеют ваши бороды! — И, обернувшись к воротам, добавил: — Прощай, Торин Дубовый Щит! И Фили и Кили! Да не изгладится ваша память!
Гномы поклонились до земли, однако слова застряли у них в горле.
— Добрый путь и удачи тебе во всем, — сказал наконец Балин. — Если навестишь нас еще, когда чертоги заблещут по-старому, то попируем от души!
— Если заглянете в наши края, — отвечал Бильбо, — то заходите, не раздумывая. Чай в четыре, но вас я рад видеть в любое время!
И он отвернулся.
Эльфийское воинство возвращалось домой, увы, сильно поредевшее. Тем не менее многие радовались, ведь северный мир стал светлее на долгие годы: дракон пал, гоблины разбиты, а за холодной зимою придет весна. Гандальф и Бильбо ехали с лесным королем, рядом шагал Беорн, снова в человечьем обличье — он смеялся и распевал во весь голос. Так они добрались до опушки Мирквуда, севернее того места, где из леса вытекала река.
Здесь остановились, потому что волшебник и Бильбо не хотели въезжать в лес, как ни уговаривал их король погостить хоть немного. Они намеревались обогнуть Мирквуд с севера, у подножия Серых гор. Дорога предстояла долгая и утомительная, но теперь, после разгрома гоблинов, она была безопаснее гиблых лесных троп, а главное, ею собирался идти Беорн.
— Прощай, о король! — сказал Гандальф. — Да будет весел зеленый лес, покуда мир еще юн! И да радуется весь твой народ!
— Прощай, о Гандальф! — сказал король. — Появляйся и впредь в самую трудную и неожиданную минуту, и чем чаще, тем лучше!
— Очень прошу, — с запинкой выговорил Бильбо, переминаясь с ноги на ногу, — прими вот это! — И он вытащил серебряное с жемчугом ожерелье, прощальный подарок Даина.
— Чем заслужил я подобный дар, о хоббит? — спросил король.
— Мм… э-э… видишь ли, — сконфуженно пробормотал Бильбо. — Я… э-э… хотел бы отчасти отблагодарить тебя за… э-э… гостеприимство. В смысле, что даже у взломщиков есть совесть. Я выпил немало твоего вина и съел немало твоего хлеба.
— Я принимаю твой дар, о Бильбо Великолепный! — серьезно ответил король. — И нарекаю тебя другом эльфов. Да не укоротится твоя тень (иначе воровать станет слишком легко)! Прощай!
Тут эльфы свернули в лес, а для Бильбо начался долгий путь к дому.
Ему пришлось пережить немало тягот и приключений. Дикий край оставался диким, и там много чего водилось помимо гоблинов; однако у хоббита были надежные спутники — волшебник и Беорн, — так что настоящая опасность ему не грозила. К середине зимы добрались до Беорнова дома, и здесь задержались надолго. Праздник зимнего солнцеворота выдался на удивление теплым и ясным. Беорн созвал на пир множество гостей из ближних и дальних краев. Немногие уцелевшие гоблины забились в самые глубокие щели, варги в лесах повывелись, и можно было путешествовать без опаски. Беорн со временем стал правителем обширных земель между горами и лесом; говорили, что его потомки до девятого колена умели принимать медвежье обличье. Среди них случались угрюмые и злые, но большая часть унаследовала Беорнов нрав, если не стать и силу. При них Мглистые горы окончательно очистили от гоблинов, и Диком краю наступил мир.
Была весна, дни стояли теплые и солнечные, когда Гандальф и Бильбо наконец распрощались с хозяином. Как ни тянуло хоббита в родную нору, он уезжал с сожалением, ибо весной цветы у Беорна были ничуть не хуже, чем летом. Наконец выехали на торную дорогу и поднялись на тот самый перевал, где их захватили гоблины. Однако теперь стояло ясное утро. Обернувшись, путники увидели залитый белым солнцем простор. За равниной лежал Мирквуд, синий вдали и темно-зеленый по опушкам даже весной. На самом краю окоема вздымалась Одинокая гора; на ее вершине искрилась снежная шапка.
— Значит, после огня — снег, и даже драконам когда-нибудь приходит конец, — сказал Бильбо, поворачиваясь спиной к своим приключениям. Его туковская половинка очень устала, а бэггинсовская крепла день ото дня. — Теперь я хочу одного — поскорее оказаться в собственном кресле!