Сказка Забытая сказка
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Дарьи Вишневской
— Дружище, хоть я и принес тебе еще работы, мне кажется, подвал стоит время от времени покидать…
— Если не я, то кто же? — полюбопытствовал другой инквизитор, макая перо в чернильницу и со вздохом подвигая к себе чистый листок.
— Как насчет того, чтоб подняться и пропустить по стаканчику?
— Сам знаешь, нельзя, я в храме работаю.
— Тьфу ты, проклятый святоша! Да кто узнает? — рявкнул первый.
«Так вот о чем говорят инквизиторы между кострами», — усмехнулся про себя Гектор.
На мышеподобном лице инквизитора, сидящего за столом, проступило сомнение.
— Ну ладно… в принципе это работа долгосрочная… — пробормотал он.
— Наконец-то! — радостно воскликнул первый инквизитор, подхватил второго и они вдвоем почти что побежали к лестнице, Гектор же стоял у стены и дожидался момента, когда их шаги стихнут.
Дождался наконец. С волнением подскочил вервольф к шкафам, стоящим вдоль стенки, и, щурясь, стал судорожно искать.
Шкафы те были в два его роста, но благо нашлась лестница. Гектор искал год 2007-й, он оказался в двадцатом шкафу, седьмая полка.
Родившиеся летом, вот она, потрепанная книжка. Гектор с приподнятым ощущением в груди взял ее и пошел к столу, где при свете свечи взволнованно стал перелистывать, нашел наконец август… кто только продал им такие блеклые чернила?
А вот и страница пятого августа… почему именно пятого и именно августа? Надо спросить у Графа…
Гектор стал вчитываться. Но, увы, около каждого имени видел вервольф пометку: «умер(ла)» либо «казнен(а)».
Лишь возле одного имени была пометка «пропала без вести». То была Тантра Лиос, рожденная в 2007 году, пятого августа, в городе Ильготе. Была и вторая, только без пометки, тоже Тантра, только Саут, и тоже родилась 5 августа 2007 года, только вот местом рождения записан Мильгот Дарен-лайда.
— Эх, везет нечистому роду. Две девушки, две Тантры, и молись, Граф, чтоб нашей была вторая, — прошептал Гектор, осторожно возвращая книгу на место.
Потом он с интересом склонился над той книгой, над которой работал инквизитор до ухода. То была тоже учетная книга, только для тех, кому уж пошел седьмой десяток. Гектор печально вздохнул, увидев около одного из имен свежую надпись: «казнен».
Гектор вернулся в зал, где стояли статуи, и оцепенел от ужаса. Кругом толпились инквизиторы, и невозможно было бы пройти чрез них, никого не задев. Они просто молча стояли, опустив взгляды в пол. И кажется, собирались стоять здесь еще долго.
«Ну, я влип», — мрачно подумал Гектор, стараясь ступать тише. Он подошел к ним почти вплотную, и его передернуло — у каждого на шее висела серебряная цепочка.
— Помолимся, братья, за наш успех, — глухо сказал седовласый инквизитор.
Гектор вжался в стенку и тихо пополз, а сам умолял святых, чтоб ни один инквизитор не услышал его дыхания.
Но, кажется, один насторожился. Гектору показалось, что душа его уйдет в пятки, он замер, задержав дыхание.
Но инквизитор все хмурился, наконец что-то шепнул товарищу, и тот с ухмылкой кивнул.
Тут нервы Гектора, и без того натянутые, не выдержали. Он сорвался с места, пинком распахнул дверь и бросился бежать.
А бежал он отнюдь не тихо. И лишь тогда Гектор проклянул себя за глупость, когда вслед ему бросился отряд инквизиторов в двадцать человек.
Гектор хотел шмыгнуть в коридор, ведущий к выходу, но сердце его похолодело, когда он увидел, что дверь наглухо заперта. Тогда не глядя Гектор бросился в другой коридор. Лестница повела его вверх, а сзади он будто слышал горячее дыхание догоняющей его своры.
«Как они могли выследить меня, я же невидим» — удивленно подумал вервольф, машинально поискал на груди и вдруг с приливом дикого, пронизывающего до костей ужаса понял, что нет больше на нем волшебного кулона…
Но выхода не было, и Гектор продолжал бежать. Удивительно, откуда пришли ему на ум слова молитв, которых он будто бы не знал, а тут вдруг вспомнил и стал лихорадочно, на бегу бормотать.
«Будь что будет… обращусь в волка…» — подумал Гектор, и знакомое чувство свободы наполнило его, когда прыгнул человек, но серебристый волк опустился на четыре громадные лапы.
В три прыжка Гектор преодолел лестницу и оказался на распутье пред двумя запертыми дверьми.
«Лево-право-лево-право, смерть-жизнь, смерть-жизнь… серебро-железо… да конечно, железо!» — мысленно крикнул Гектор, одним ударом лапы выбивая из двери замок и кидаясь внутрь.
Тут в лицо ему пахнул свежий ветер, но отнюдь не облегчил он ему душу, ибо если он выбежал на балкон, значит… сердце завыло — тупик…
Да, он выбежал на широкий балкон. Внизу виднелись будто бы в тумане катарианские дома, и дворец освещали лучи зимнего солнца, но Гектора точно столкнули в пропасть без дна.
— Тупик… — прорычал волк, обращаясь вновь в человека и запрыгивая на перила балкона. Гектор предпочел бы разбиться, чем упасть под серебряной стрелой.
«Жаль, я не вампир и не летаю, как птица… жаль, что я не вампир, я — олух! Какой же я дурак, я потерял кулон…» — тоскливо подумал Гектор, оборачиваясь и глядя своей смерти в лицо.
А смерть та была стара, и ею был инквизитор, держащий в одной руке копье с поблескивающим наконечником, а другой он насмешливо покачивал кулон.
— Потерял ты свою побрякушку… нет, подумай, какая наглость! Грязный вервольф забрался в храм. Но ты не бойся, мальчик, я убиваю быстро.
Голова Гектора закружилась, и из его затуманенной памяти вдруг всплыли слова Графа: «Если почувствуешь, что тебе грозит смертельная опасность, произнести в кулон мое имя»
И пока ум Гектора прощался уж с белым светом, с Малией, с детьми, подсознание его заставило обратиться в волка вновь, прыгнув на инквизитора, выхватить из его рук кулон и, зажав его в зубах, броситься прочь.
Он ощущал клыками холод цепочки, а душой тепло, ибо надежда появилась у него. Вервольф обратился в человека, кинулся на перила и вновь обернулся к своей смерти, только уже с усмешкой.
— Ильгот, Граф, перенеси меня в Ильгот… — И водоворот закружил вервольфа, и последним, что видел он в Катариансе, было изумленное лицо старика-инквизитора.
Гектор очнулся, лежа спиной на снегу. Небо было настолько голубым, а солнце настолько ярким, что привыкшему к полумраку оборотню стало больно.
— Это, должно быть, Ильгот виднеется там, впереди, — сказал он себе и встал. — Ох, как больно и как холодно…
Ежась и отбрасывая заманчивые мысли превратиться в волка, Гектор пошел к городу. Прохожие удивленно глядели на легко одетого господина.
Снег не сыпался бешено, как то часто бывает, нет, полет редких снежинок был спокоен. Медленно и размеренно усыпали они плечи и голову Гектора.
— А в-вы не подскажете, где я м-могу найти Тантру Л-лиос? — дрожа, обратился вервольф к проходящей женщине средних лет. Она печально вздохнула.
— Кто б мне подсказал, куда делась она… лет восемь назад сгорел дом семьи Лиос, а девчонка точно в воду канула. Тела остальных Лиосов нашли, но Тантринья… — Женщина вновь вздохнула. — А по какому делу ищешь ты ее, путник?
— Да так… а далеко ли отсюда Мильгот?
— Да в двадцати милях от наших Западных ворот, если идти по той дороге.
— Благодарю, любезная госпожа, — вежливо поклонился Гектор и пошел. Удалившись на достаточное расстояние от города, когда деревья скрыли его, оборотень стал самим собой и неспешно затрусил к Мильготу. Так прошло несколько часов, и Гектор, завидев впереди строения, поспешно обратился в человека вновь.
Собственно, это был один дом, двухэтажный, и оттуда доносился шум. Гектор зачарованно прислушался, и звук молота, бьющегося о наковальню, показался ему милым, теплым, уютным и родным.
— Быть может, здесь знают, где найти эту самую Тантру… Она теперь моя последняя надежда, иначе придется возвращаться в замок ни с чем, — вслух подумал оборотень, щупая на шее кулон.
Он шагнул к двери и, подождав немного, нерешительно постучался.
Молот опустился на наковальню последний раз, прошло несколько секунд, за дверью — легкие шаги, и вот тяжелая кованая дверь распахнулась.
На пороге застыла девушка, взмокшая от пота. Одежда ее была грязна, черные волосы разметаны, лицо в саже — уставшее, застывшее и понурое. Лишь зеленые глаза, казалось, жили на нем. Они быстро обежали вервольфа.
— Кто таков и чего тебе? — хмуро спросила девушка.
— Скажите, где я могу найти Тантру Саут?
По лицу Тантры пробежала тень, но потом она уступила место обреченности.
— Это я, — глухо сказала Тантра, — ты — инквизитор?
— Нет. — Гектор перевел взгляд вниз и вдруг понял, что кулон до сих пор на нем. Она не могла его видеть, но она видела!
— А кто ты и почему ты ищешь меня?
Гектор, вздохнув, снял кулон.
— Это будет долгий разговор, уважаемая Тантра, долгий и тяжелый. А теперь могу я пройти, я совсем продрог?
— Проходи и выкладывай. А я поработаю.
— Ты сама работаешь в кузнице? — удивился Гектор, заходя в теплый дом.
— Да, — последовал лаконичный ответ, и вновь молот застучал по раскаленному металлу. Кажется, она кует меч…
— Знаешь Черный замок?
— Это где обитают вампиры, последователи Первоначального? Разумеется, знаю. Говорят, там нынче не только они, но и шайки Грэта и Гектора.
— Правду говорят… ты испугалась, когда я спросил, ты боишься инквизиторов… ты — ведьма?
— Я не доверяю незнакомцам, — угрюмо прошептала Тантра.
— Я ведь тоже в твоих руках, и можешь меня не бояться, — рассмеялся Гектор. — Ты поняла, кто я?
Тантра качнула головой, но ее глаза настороженно заблестели.
И тогда Гектор обратился в волка. Вервольф с серебристой шерстью, скалясь, лег на пол, прижав острые уши к голове.
— Ты — оборотень? — все так же равнодушно не то спросила, не то утверждала Тантра. — Так чего же ты хочешь от меня?
— Ты — ведьма? — настойчиво переспросил Гектор, снова становясь человеком.
— Ты прав, вервольф, я ведьма. Но ты на мой вопрос не ответил — чего же тебе нужно?
— Ты куешь мечи…
— Да, был огромный заказ.
— А в кузницах храма их посеребрят… — Гектор едва не завыл.
— Откуда ты знаешь, что храм заказал их?
— Храм и Инквизиция, детка. А знаешь почему? Потому что мой народ не дает людям покоя. Мой народ и народ Грэта.
— Я так поняла, что ты — предводитель вервольфов Гектор, а вампир Грэт — твой союзник, — быстро сказала Тантра. — Так чем же я заслужила твое внимание, царь?
— А ты сообразительна… — начал Гектор, но Тантра вскинула на него глаза и рявкнула:
— Если ты сейчас не перестанешь вертеть вокруг да около, я вышибу тебя поганой метлой! Говори, зачем явился, или убирайся восвояси!
— Не кричи. То, что я скажу, сильно изменит твою жизнь. — Гектор выдержал томительную паузу.
— Говори, мать твою! — Тантра отбросила молот.
— Я пришел к тебе, чтоб предложить присоединить свои силы к силам Нечистого воинства.
Тантра некоторое время молчала, а потом вдруг расхохоталась.
— Неужто ты думаешь, я поверю, что царь вервольфов пришел к обычной ведьме только поэтому? Не смеши меня. — Она мигом согнала улыбку с лица. — Что-то ты темнишь. — Ее глаза впились в вервольфа. — Либо ты не царь, либо…
— Либо ты не обычная ведьма, — с раздражением закончил за нее Гектор. — Ты родилась под особой звездой, пятого августа седьмого года нового тысячелетия! Ты — волевая ведьма.
Повисла тишина.
— Я никогда о таком не слышала, — пробормотала наконец Тантра, и голос ее уже не был больше раздраженно-самоуверенным. Скорей растерянным.
— Я и сам не большой знаток в этом деле, — признался Гектор, — но в общем… ты возводишь свое желание в произвол одной лишь силой воли. Стоит тебе ее напрячь…
— Да, я замечала, что у меня хорошо выходит колдовать… — Тантра отвернулась. — И что, мой особенный талант так важен вашему Нечистому воинству?
— Очень важен. Без тебя мы никак.
— Ты думаешь, я соглашусь предать своих?
Гектор фыркнул.
— Своих нашла. Я так полагаю, из-за сильного чувства братства с обычными людьми ты живешь на отшибе, а в городе ты слышишь за спиной испуганный шепоток?
— А ты не подумал, что я просто боюсь вервольфов и вампиров?
— Не смеши меня, детка. Ты даже не вздрогнула, когда я обратился в волка, а уж вампира тем более не испугаешься.
— Это попахивает сделкой с неизвестностью. Кто знает, что будет, когда я стану вам не нужна? Вы — холодные твари, и вас я боюсь не меньше, чем боюсь людей. Передай своим союзникам, что я не согласна, и никогда ты не добьешься от меня согласия.
— Почему?
— Тьма прельщает меня не больше, чем Свет. Я хочу покоя. Я боюсь. Так и передай, а теперь можешь уходить, а то есть немного серебра у меня в запасе.
И Гектор сдался. Выругавшись сквозь зубы, он направился в лес, размышляя над тем, как будет добиваться ее согласия завтра, ибо никогда б не посмел царь вернуться в замок ни с чем.
Но то, что случилось утром, разбило его планы, не оставив ни осколка.
Глава 6. Слепой
Тантра проснулась, с тоской вспоминая вчерашний разговор. За завтраком она была мрачна и неразговорчива — как обычно.
— Кто такие волевые маги? — вдруг спросила она, отодвигая тарелку.
Кузнец поперхнулся, потом, помедлив, вздохнул. Вытер седые усы и глянул на дочь прямо.
— От кого ты о них слышала?
— В храме. Мельком. Между двумя художниками шел разговор, и мне стало интересно. — Первый раз в жизни Тантра солгала кузнецу.
— Врешь, — спокойно отреагировал он, — простым художникам не знать о магах воли. И если не хочешь говорить, не говори, но слушай. Раз в тысячелетие рождаются такие маги, их дар — редкость. Пятого августа две тысячи седьмого года родился тот, что еще жив.
— Пятого августа? — переспросила Тантра, нахмурившись.
— Да, — вздохнул кузнец, — это ты. Я взял тебя, когда услышал об этом от тебя самой. Мое сердце екнуло, и инквизиторы уже смотрели на меня косо, но тогда все обошлось. Я был еще не так стар, и мое колдовство тихо скрывало от тебя самой твой дар, ибо я знал, что от постоянных издевательств ты не выдержишь и наделаешь глупостей. Но я старею, стареют мои силы, и в последнее время я стал замечать… но не важно. Дар обычного мага, даже самого сильнейшего, — ничто по сравнению с твоим. Стоит тебе лишь пожелать. Все, кроме убийства. Прямого… — кузнец вздохнул. — Помнишь, я отлучался на пару недель года три назад?
— Да, помню, ты ездил в Моррор-лайд.
— И привез тебе то, что ты носишь на руке.
Тантра перевела взгляд. Медное кольцо-печатка.
— Ты строго-настрого запретил его снимать, — вспомнила девушка.
— Я понял, что одному мне не справиться. Моя магия гасила в тебе озлобленность, но потом она стала ослабевать. Я запаниковал. Я подумал, ты наделаешь глупостей… в тебя бросили камень, и стоит тебе лишь сильно пожелать и напрячь волю, как лицо бросившего покрывает проказа… или еще хуже, дом его горит… Ты бы натворила неописуемых бед, дочка, ибо не в силах девочка сдерживать злость и обиду, а их в твоей жизни было достаточно. И тогда я поехал в Моррор-лайд… Дай-ка кольцо.
Тантра впервые сняла его и подала отцу. Он взял его, повертел в руках, и вдруг небольшая крышка печатки отошла, как на шарнирах. Тантра глянула внутрь.
Маленький рубин притаился там среди черного металла.
— Знаешь, что это? — спросил кузнец.
— Ну, камень, рубин, — неуверенно сказала Тантра.
— Алмаз это, окропленный кровью тринадцати висельников. А металл этот был когда-то платиной, но почернел от пепла с костров тринадцати ведьм. Бывший алмаз и бывшая платина, кровь и пепел… Великая сила в них сокрыта, и она хранила тебя от тебя самой, давила в твоем сердце злость, обиду, ненависть. Потому, несмотря ни на что, ты была счастливей остальных в детстве. Хоть и не осознаешь этого. Никогда ты не желала зла, как тебя ни обижали. Обиду ты несла в себе и не выплескивала на обидчика. И в твоей чистой светлой душе злость растворялась.
Тантра молчала, подавленная от услышанного.
— И теперь ты можешь выбрать, продолжать ли носить это кольцо.
— Я не думаю, что ты прав насчет обид… их не гасило кольцо. Я буду справляться со своими чувствами сама, — тихо сказала девушка.
— Как знаешь, дочь моя. — И кузнец бросил печатку в горящую печь.
И тут раздался стук в дверь, и сердце Тантры екнуло. Старый кузнец медленно поднял голову, и в его бледных глазах девушка разглядела спокойную обреченность. Он давно этого ждал.
— Беги через окно, — прошептал он.
— Откуда ты знаешь, кто это? — испуганно спросила Тантра.
— Иди… спрячься в таверне, пока страсти не улягутся… я слышал, слепой — твой друг?
— Ну… я не оставлю тебя.
— Хочешь отправиться на костер вместе со мной? Моей душе будет спокойней, если ты отомстишь… Я пойду открою.
* * *
Тантра бежала по темному утреннему городу, не видя дороги от страха и боли. Над ней висело чужое морозное небо, такое далекое, такое равнодушное, седое, как волосы на голове отца… Легкие сандалии стучали по гололеду в ритм шаткого дыхания… воздух, вырываясь изо рта, превращался в ледяной пар.
Нельющиеся слезы жгли Тантру изнутри. Рыдания тоски рвали грудь, и зима клеймила кожу.
«Меня ждут пытки… меня ждет костер… ведь поймают, поймают же! Я и слепого подставлю! Но я хочу жить. За что они делают это со мной?»
И Тантра заплакала — истерически и безудержно. Никогда раньше ею не владела такая любовь к жизни… пусть никчемной и полной горечи, но освобожденной от адских мук…
В такую рань на улицах не было еще никого, только девчонка-нищенка сидела на пороге таверны. Она была закутана в подаренную слепым шубу — впрочем, уже давно проеденную молью.
Нищенка посмотрела на Тантру и нахмурилась.
— Не выдавай меня! — Тантра рухнула на колени перед ней как подкошенная и краем глаза увидела, как меняется выражение длинного лица.
— Иди… ступай… не выдам… — пробормотала девчонка, пугаясь, видимо, плачущей ведьмы.
И Тантра почти на четвереньках заползла в пустую таверну. Она увидела слепого, который сидел за столиком и пил пиво. Услыхав шум дверей и почувствовав ворвавшийся мороз, он насторожился.
— Это я… Тантра… — Девушка подползла к нему, в этот миг ее лицо было перекошенной маской страха. — Там инкви… — Ее голос сорвался, и она уже больше не владела им.
— Поднимайся на второй этаж. И войди в первую комнату от лестницы, — спокойно сказал слепой. — Ну-ну, не бойся…
— Они забрали моего отца! — взвизгнула Тантра и, не медля больше ни секунды, рванулась вверх, заскочила в комнату и уселась под окном, всхлипывая и сжимая колени руками, надеясь сделаться меньше, исчезнуть, оказаться вдали от темного утра, ставшего кошмаром…
Некоторое время она провела в забытье, из которого ее вывел шум на улице. Сердце Тантры забилось чаще, когда она различила голос нищенки… и тут же душа ее рухнула вниз и разбилась на мелкие осколки.
— Она там… забежала в таверну.
Голоса, беготня, и слепой не спеша говорит (это уже звучало громче, чем смутный писк нищенки):
— Должно быть, ваша светлость, девчонка что-то перепутала. В таверне моего отца быть не может нечисти, и я никого не слышал.
— Ты слеп! — закричал один из инквизиторов. — Обыщите таверну, загляните в каждую комнату!
Тантра юркнула под кровать и затаила дыхание. Вскоре она услышала топот и увидела кованые сапоги прямо перед глазами.
Этот миг растянулся на вечность. Не было ничего в мире, кроме пыли, духоты, страха — и сапог.
«Пусть уйдут… пусть уйдут…» — взмолилась Тантра.
И тут она, чуть пошевелив ногой, задела свисающий край одеяла. Инквизитор насторожился, одернул одеяло и, схватив девушку за руку, грубо вытащил ее из-под кровати.
Мир перед ее глазами померк.
Тантра очнулась от холода. Она лежала на полу и видела тонкий луч света, льющийся из зарешеченного окна. Тантра вздрогнула и подтянула колени к груди, пытаясь согреться. На ней висело рваное платье, и была девушка босиком. Ногой она задела миску, металл звякнул о камень.
— Это плохо, что ты очнулась, — несчастным голосом сказал кто-то в углу, — я так надеялся, что ты умрешь… и отец твой тоже надеялся на это… пока сам не умер.
Тантра приподнялась. Странная слабость владела ее телом, и туман застилал глаза.
— Это ты? — спросила она и во тьме разглядела слепого. Сердце ее сжалось от жалости, потому что на нем она заметила рваное рубище и кандалы. Так вот отчего так трудно двигать руками, ведь и она тоже закована!
Слепой жался в углу.
— Жаль, что ты не умерла. Это избавило бы тебя от мучений… а кузнец уже освобожден.
— Неужто? — недоверчиво спросила Тантра.
— Да, освобожден и уже отчитывается перед святыми за все грехи.
— Умер? — дрожащим голосом спросила Тантра.
— Это было лучшим исходом. Ему повезло куда сильней, чем нам с тобой. — Голос слепого был тускл и безжизнен.
Тантра откинулась и, прижавшись спиной к покрытой изморозью стене, свернулась в клубок. Душа ее, еще вчера утром представлявшая собой обычную, пусть обиженную жизнью, но все же душу, нынче превратилась в израненного зверька. Охотники преследовали его и забьют просто за красивую шкуру. Тантра уже смирилась со смертью и мечтала, чтоб она быстрей пришла, чтоб закончилась эта мука, но один вопрос она еще хотела задать.
— Зачем?
— Что зачем? Если ты спрашиваешь меня, почему мы здесь, то поверь, я не знаю. Для меня это тоже загадка.
— Нет, мне не нужен ответ. Я лишь хочу знать, почему ты отказался выдать меня, когда еще мог себя спасти?
— Потому что в жизни ты не сделала никому зла. Даже на мне, несчастном слепце, лежит куда больше грехов, чем на тебе.
— Но и добра я не сделала.
Слепой пожал плечами.
— Если б я выдал тебя, я бы не смог жить спокойно.
— Но теперь тебя сожгут вместе со мной… это бессмысленная жертва.
— Неужто бессмысленная? — с печальной улыбкой спросил слепой.
Тантре хотелось выть.
Томительно тянулись часы.
— Жаль, я не могу избавить тебя от мучений… — пробормотала Тантра, растирая по лицу слезы тыльной стороной ладони.
— Поверь, я сам себя избавлю, — заверил ее слепой.
— Как?
Он показал ей острый камень.
— Я думал вскрыть сейчас вены, — признался слепой, — и, когда я умру, если хочешь, ты можешь последовать за мной.
— Да, наверное, — дрожа, сказала Тантра. Мир, который стал адским кошмаром, имел не больше ценности, чем сон в спокойную летнюю ночь.
Слепой поднял камень. Тантра, зажмурившись, отвернулась. Долго просидела она, прижавшись лицом к холодной стенке и изучая трещины в камне, а когда повернулась, слепой был мертв.
Потом тянулись часы, не быстро не медленно проходили они мимо тягучей вереницей, и реален был лишь тусклый свет да пар изо рта. Рыдания уже не сотрясали слабое тело, оно было расслаблено. Временами, правда, боль снова посещала сердце, но, потерзав вдоволь, уходила, чтоб через часы снова возвратится. И тьма, и темница, и холод, и мертвое тело рядом…
Ночь за зарешеченным окном сменила день, и потом уж утро согнало с небес темную королеву. Солнце озарило измученную Тантру, а она почти была уж мертва. И холодный труп оно осветило, который Тантра прижала к себе, и ее теплые слезы падали ему на лицо. И нельзя было воскресить смелого слепого мальчика…
Благостной была тишина, она шептала Тантре, что есть еще время пожить, подышать, но и она ушла, уступив место шумным шагам где-то за дверью.
И снова Тантра потеряла сознание. Точно сквозь тяжелую дверь слышала девушка обрывки фраз:
— Мальчишка вскрыл вены… девчонка вряд ли протянет… но скоро суд… костер уж приготовлен.
Тантра сидела в железном кресле; ее руки, ноги и шея были скованы. Она, к счастью, не видела всей комнаты, иначе ужаснулась бы, ибо на черных стенах здесь висели все орудия, выдуманные людьми, чтоб терзать друг друга.
А когда ее полубесчувственного тела касалось раскаленное железо, а ногти пронзало болью от тонких иголочек, Тантра звериным голосом кричала…
Да, ее отец был злым колдуном и насылал на людей проклятия… да, она сама того же свойства… да, она вызывала духов… да, оскверняла храмы…
Снова боль, и снова тьма, и в этой тьме визжащей ноткой замирал ее слабеющий голосок.
Пелена поплыла перед глазами. Девушку подняли и понесли куда-то. Она ощущала на своих холодных руках теплые пальцы инквизиторов и то проваливалась в спасительную тьму, то снова становилась сама собой. Она видела мрачный потолок, а потом он стал небом — седым и неласковым.
Инквизиторы кинули ее тело на снег. Тантра очнулась от холодных его укусов и, застонав, приподнялась на одних руках.
Кто-то взял ее правое запястье, снова кинул, но уже в цепях, тоже самое случилось с левым. Тантру приподняли, и она поняла, что закована и растянута меж двух столбов. Злой ветер стал рвать на ней лохмотья, а ноги едва находили в себе силы просто не сгибаться.
Тантра стояла на замерзших досках повозки. Две старые клячи тащили ее, и мир плыл перед глазами девушки.
— Когда? — хрипло спросила она.
— Сгореть торопишься? Уж скоро… — ответил кто-то, чудом услышав ее хрип.
А Тантре было все равно, хотя часть ее сознания, та, что была еще жива, страдала так, будто бы уже горела. Порой ожидание муки бывает страшней, чем она сама…
«За что мне это? Неужель, как говаривают, я совершила больше грехов, чем мои палачи? Жизнь… — тоскливо подумала Тантра, — не успею я насладиться ею. Не видела ничего, кроме кузницы, дома, города да косых взглядов… Стоило, быть может, принять предложение того вервольфа? Может, не так нечисть была бы страшна, как братья-люди… Уж вампиры не стали бы меня сжигать лишь за то, что я такая, какой родилась…»
Тантра даже не слышала своих мыслей, настолько ее сознание было погружено в огненную муку. Повозка была открыта, и ветер больно кусал ее тело. Со всех сторон слышались взволнованные шепотки, но как ни напрягала Тантра слух, слов различить не могла, а глядеть куда-то, кроме как вниз, на доски повозки, было выше всяких сил. Даже просто поднять голову и то, казалось, не хватит мужества.
Вроде бы ее отвязали и поволокли куда-то. Сначала снег терзал босые ноги, потом Тантра поняла, что идет по прохладному каменному полу, а потом в глаза больно ударил яркий свет.
* * *
«Ха! Они смотрят на меня так, словно заняты спасением человечества, а я мелкая букашка, которая их кусает и отвлекает от столь важной работы…», — подумала Тантра и вдруг поняла, что может размышлять, значит силы вернулись к ней. Несмотря на то что душа горела адским пламенем, рассудок был, как всегда, холоден и ясен, хоть и отравлен дикой горечью.
— Тантра Саут, семнадцати лет. Перед святым судом Инквизиции обвиняешься в колдовстве и запугивании, а также насылании порчи и убийстве, — сухо сказал седой инквизитор, сидящий за столом. Их там было пять человек, и все с пренебрежением глядели сквозь Тантру, которая стояла, гордо подняв голову и хмуро глядя на них. Взгляд ее глаз в черных кругах должно быть, тяжел был, ибо некоторые судьи опустили головы. — Что сказать можешь?
— Что там? Колдовство — признаю, такова моя природа, я такой родилась. А умру ли сегодня — это уж как угодно будет святым, — дерзко отвечала Тантра, хотя девчонке в рваном саване, которую через несколько часов ждет костер, трудно было хранить дерзость и достоинство.
— В колдовстве призналась, — пробормотал инквизитор, записывая, — а как насчет запугивания, насылания порчи и убийства?
— С каких это пор на костер одного колдовства не хватает? — издевательски спросила Тантра. — А запугивания… Как жить прикажете, господари мои, вдвоем на пару медяков в неделю? Несмотря на то что я ведьма, мной, видите ли, владеют еще и некоторые человеческие качества. Мне тоже изредка нужно поесть что-нибудь да наготу прикрыть… Что там, признаться нужно? Признаюсь, запугивала несчастных горожан своей жуткой колдовской силой. — Последние слова были произнесены с неприкрытой издевкой, как впрочем, и вся речь.
Судьи вскинули головы, тараща глаза на эту сумасшедшую, которая перед смертью нашла в себе силы насмехаться над теми, кто решает ее судьбу. Тантра получала от этого злобное удовольствие.
— А убийство, совершенное тобою прошлой ночью в темнице?
Тантра вытаращила глаза.
— Я… никого не убивала… — выдавила она.
— Принесите ей стул, пусть сядет и выслушает.
Стоящий сзади что-то пробормотал, и плетеный жесткий стул возник из небытия. Тантра с достоинством села, положила руки на колени и приготовилась слушать. Ее сердце стучало. Неужто даже в убийстве несчастного слепого обвинят ее?
— Позовите девушку, живущую в доме напротив таверны.
Вошла, озираясь, предавшая Тантру нищенка, специально для суда одевшаяся прилично. Ведьма зашипела от злобы, когда увидела ее самодовольное лицо, сейчас, правда, чуть перекошенное волнением.
— Что имеете сказать суду Инквизиции, такая-то стольких лет, жительница Мильгота?
И Тантра услышала, что, оказывается, несколько лет уже промышляет она колдовством, проклятиями, порчами и что однажды, пробравшись в кузницу, нищенка видела, как духи тьмы пляшут вокруг наковальни.
— Некромантия?.. — пошептались судьи.
— Да сами вы хоть в это верите? — гневно спросила Тантра, поднимаясь. Тотчас же жесткие руки усадили ее обратно.
Нищенка глядела прямо и насмешливо, и взгляд этот заставил Тантру затрястись от злобы и потерять самообладание.
— Ах ты!.. — Прежде чем чьи-то пахнущие золой руки зажали ей рот, из него успело вылиться немало бранных слов…
— Молчать! — гаркнул повелительно кто-то, и Тантра подчинилась, шипя от злости.
— Что еще имеете сказать суду, уважаемая?
— Тварь ты! — заорала Тантра, и вновь увесистая оплеуха заставила ее замолчать.
— Ненавижу таких, как ты, сумасшедших!
— Ха, сумасшедших! — Голос Тантры поднялся до высшей ноты издевки, злобы и отчаяния. — Что я сделала тебе в жизни? Мразь, тварь, ненавижу тебя… Да не закрывай мне рот своими грязными руками! — огрызнулась ведьма на стража.
— Прекратить! Обеим! — повелительно и холодно сказал некто, и будто невидимая сила вдавила Тантру в стул, и не было больше сил говорить, кричать…
Бывшую нищенку вывели вон, вместо нее в зал вошла какая-то женщина. Из глубин памяти к Тантре пришла тень той бабы, у которой она чуть не задушила кошку.
— Последний… пусть войдет, — сказал судья после того, как дверь за истеричной женщиной захлопнулась дверь.
Озираясь, вошел старик, хозяин таверны. При взгляде на его растерянное лицо, постаревшее лет на десять, на морщины и беспомощно-недоуменные глаза сердце Тантры пронзила ни с чем не сравнимая жалость.
— Что вы знаете об этой девушке, о Тантре Саут?
— У нас в Мильготе ее кличут ведьмой, — живо отозвался старик, — но лично я не склонен верить, народ наш уж больно на выдумки горазд. Она сирота, попала к нам много лет назад, и ее на воспитание взял старый кузнец, который живет ближе к лесу. У меня Тантра покупала еду для себя и для отца. Плохого ничего о ней сказать не могу, мрачная девчушка, но да это понятно — ее с детства шпыняли. Но я всегда относился к ней неплохо, да и мой сын… Вы ведь освободите его? Мальчик слеп с пяти лет, и даже если б были колдовские дела, не смог бы он принять в них участие.
— Мы хотели проучить вашего сына, подержать денек в темнице и освободить нынче утром, — холодно сказал инквизитор, — однако юноша был убит судимой ведьмой.
Дикий взгляд старика нашел Тантру.
— Не верьте ему! — воскликнула она. — Он боялся, что его сожгут, и предпочел легкую смерть — вены перерезал! Мы думали, что сожгут обоих, и он не хотел мучиться! Я не убивала его, клянусь!
Старик глянул в ее заплаканное лицо и коротко кивнул.
— Я верю тебе, — пробормотал он, развернулся и, не попрощавшись с судьями, вышел.
— Через пять минут тебе объявят твою участь.
Судьи ушли, и в зале повисло молчание. Тантра продрогла до костей, но об этом думала меньше всего. Ее голова была забита разными пустыми фразами, и леденело в груди…
«Значит, его не хотели сжечь… да, мы дураки, что подумали так… и за мою ошибку… хоть бы костер, а не кипящее масло… из-за меня все это…». — Сердце Тантры обливалось кровью при мысли, что это она повинна в смерти слепого. И мысль эта терзала ее, не отпуская ни на минуту. Страх за себя, боязнь боли тоже вносили свою лепту и беспощадно рвали ей душу.
Одна, две… пять минут наконец истекли, и судьи вошли. Один из них, самый старый, взял в руки желтый пергамент и стал громко читать. Тантра не помнила начало, она очнулась лишь при словах:
— …приговаривается к смертной казни через очищение духа…
«Смертельной казни через что? Очищение духа? Костер…». — Сердце Тантры заныло с удвоенной силой.
— Будьте вы все прокляты, — сказала Тантра перед казнью.
Ее, прикованную к двум столбам, которые несли два воина, повели босиком через весь город. Солнце уже закатилось, и последние его лучи догорали на земле.
С серых небес пошел снег — редкий и медленный. Горожане жались возле своих домов, дети прятались за материнские юбки. Должно быть, Тантра выглядела страшной ведьмой в рваном саване, болтающейся меж двух столбов и глядящей на мир с неприкрытой тоской.
— Неужто все? — ошеломленно прошептала она. — Неужто в последний раз я вижу небо, землю, снег? Разве все должно быть так перед смертью? Не верю… не могу поверить…
Рваные тучи заволокли небо. Звезды на нем уже тускло горели, гораздо ярче был свет факелов, что держат в руках стражи. Вот и костер… Как быстро девушка прошла к городской площади, а она-то надеялась оттянуть мгновение-другое жизни! Туман заволок слезящиеся глаза.
Ее вытащили на помост.
— Твои последние слова, ведьма, или, быть может, желание?
— Будьте вы все прокляты. — И Тантра, отвернувшись, взошла на костер.
Ее привязали к дубовому стволу и руки скрепили цепями. Тантру охватила апатия.
— Скорей бы все это закончилось…
Вот кинул воин факел, огонь стремительно взлетел вверх по хворосту, и через несколько секунд его жарящий треск добрался до босых ног Тантры.
Тогда Тантра потеряла сознание. Странное видение было у нее — то ли бред, то ли последний всплеск души, которая знает, что умрет.
Чудилось ей, что оказалась она далеко в северных лесах, дальше даже, чем Черный замок Сетакор, намного дальше, и стоит на краю обрыва, сокрытого в тумане.
Тантра, чувствуя себя необычайно легко и спокойно, шагает босиком по снегу, подходит к тому обрыву, и туман рассеивается пред ее глазами.
И видит она, как чудное море блестит в свете заходящего солнца, как облака стелятся над поверхностью того моря, как дивно сверкают они и водная гладь. И будто бы замок виднеется на горизонте, замок из мечтаний.
Тантра сделала шаг к нему и поняла, что падает, но сердце ее колотится от радости и счастья. Глухой удар спины о камни, и сквозь пелену Тантра видит луч рассвета, скользящий меж листьев дерева. И в тело возвращается боль.
Глава 7. Спаситель-дождь. Сетакор
Гектор был в отчаянии несравненно менее страшном, нежели Тантра, но все ж заставившем его носиться по Мильготу с единственным вопросом:
— Где Тантра Саут?
И каждый раз получал он равнодушный ответ:
— Загребли инквизиторы… говорил я кузнецу, меньше с колдовством балуйся. Не верил… старый дурак…
«Провалил я свою миссию», — подумал Гектор и представил с ужасом, как будет глядеть в лицо Графу.
До поздней ночи слонялся Гектор по городу, потом целый день и на исходе следующей ночи он ожил, ибо услышал шум и понял, что Тантру ведут на казнь.
Лихорадочные мысли, как спасти ее, угнетали его ум, и ни одна из них не была достаточно разумной… точнее говоря, каждая следующая была все бессмысленней.
Вместе с небольшой толпой прошел Гектор к костру. Сложно было разглядеть во тьме Тантру, но он разглядел своим вервольфьим зрением.
— Граф, — шептал он, приблизив к губам кулон, — я не успел… Тантру собираются сжечь…
Кулон отозвался тихим смехом, но Гектор все же прикрыл его ладонью и обернулся.
— Чего ты смеешься? — обозленно переспросил вервольф.
— Если девчонка — не волевая ведьма, то невелика потеря. А если волевая… ты что, и впрямь думаешь, что она позволит себя сжечь? Да никогда. — Тон Графа был небрежный. — Тут Маро и Грэт рвутся к тебе, просят, чтоб я их направил в Мильгот своей магией.
— Что? — рассердился Гектор. — Я сам справлюсь, так и передай.
— Ну-ну. — Насмешка в голосе Грэта была явственно слышна, насмешка, но и беспокойство. — Ты не думай…
— Хватит пустых разговоров! — рявкнул Граф. — Ты просто… в общем, когда она предотвратит свое сожжение, не знаю как, хватай ее и зови меня, я тотчас же перенесу вас обоих. Удачи… — И кулон замолк, вновь став безделушкой.
Гектор отчаянно перевел взгляд на костер. Тихий огонек уже трепетал на хворосте, а Тантра извивалась и пыталась убрать ноги. На краткий миг Гектор вздрогнул, представив, что, не стань Малия его женой, ее ждала бы та же участь. Жалость к горящей девушке пронзила душу оборотня.
— Брось, — пробормотал он, напрягая глаза. Тантра уже больше не дергалась, кажется, она от ужаса потеряла сознание.
«Ну давай, сделай же что-нибудь» — с отчаянием подумал Гектор, — видать, придется прыгать волком в этот костер да грызть веревки… бедная девчонка уже горит», — и когда тело охватило превращение, Гектор остановил его…
Что-то капнуло на лицо. Гектор вытер каплю дождя, но следом свалилась еще одна. И вот целый дождь барабанит по крышам и плошади… но отчего дождь этот, ведром льющийся, так темен? Огонь шипел, борясь со своей смертью, и Гектор лизнул капельку, свалившуюся ему на руку, и вервольфа скрутило, ибо с небес лилась густым потоком кровь…
«Что время-то теряешь, дурак?» — спросил он себя. Меж облаков уже виднелись молнии, гром сотрясал землю, и народ бросился прочь с площади, поняв свойства дождя, а Гектор несся к Тантре.
Горячие бревна опалили ему ноги, но он, не обращая на это внимание, отвязала кое-как Тантру. Сначала ему показалось, что она мертва, но нет — жизнь теплилась еще в ее теле.
«Пытали, наверное…» — с ненавистью подумал Гектор, когда девушка, упав, уткнулась лицом ему в плечо и что-то пробормотала. Не теряя ни минуты, вервольф схватил ее за плечи и воскликнул:
— Ну что, неси нас в замок, Граф! Ох и намаялся я с твоим поручением!
Но к удивлению и возмущению Гектора, оказались они не в уютном зале замка, а в каком-то лесу. Гектор бережно уложил Тантру на расстеленный плащ, а сам громко выразил Графу свое отношение:
— Какого мы здесь оказались? Ты говорил, мы будем в замке?!
— Утихомирься, дружище, — миролюбиво говорил Граф, — ты должен будешь сначала объяснить девчонке, что вообще случилось, а то если она очнется в замке, то, чего доброго, спятит с ума или подумает, что умерла и попала на тот свет.
— А как ее хоть в чувство привести? — нетерпеливо спросил Гектор.
— Ну, там, по щекам похлопай, водичкой облей. — Голос Графа звенел от радости и от сарказма. Чувствовалось, что давно старый вампир не был так доволен.
И Гектор, выругавшись, пошел к ближнему ручью. Он набрал воды, но облить ею лежащую на морозе девушку в одном саване просто не хватило духу. Тогда Гектор обратился в волка, лег рядом и до рассвета грел Тантру своим телом.
А когда первые лучи солнца робко прикоснулись к горизонту, Тантра закашляла и резко открыла глаза. Волк тотчас отошел от нее и обратился в человека. Диким взглядом следила за ним ведьма.
— С пробуждением, — ласково промурлыкал Гектор.
— Я не понимаю… что случилось?
— Ты помнишь, как тебя начали жечь?
— Я почти сразу же потеряла сознание. Я умерла? — с надеждой спросила девушка.
— Нет.
— А почему мы в крови? — Тантра оглядела себя и вервольфа.
— Потому что, когда ты потеряла сознание и стала гореть, пошел кровавый дождь. Он был настолько силен, что затушил огонь. Дальше мне оставалось лишь взять тебя и тихо смыться.
— Зачем?
— А потому что меня не покидает надежда, что в этот раз ты примешь мое предложение.
Повисло долгое молчание. Тантра притянула колени к груди и опустила голову, задумавшись.
— Я согласна помочь вам чем смогу, — промолвила она наконец.
— Я вижу, ты дрожишь. Тебе холодно. Надо сказать этому мучителю, чтоб немедленно вернул нас в замок. — Гектор взял кулон и громко потребовал сего, другой же рукой он ухватил за плечо Тантру, кутающуюся в его плащ. Мир завертелся, а потом все вновь стало на свои места, и Тантра оказалась в маленькой тесной комнатке без окон.
Но и ее оглядела она с великим изумлением.
— Где это мы?
— Подожди здесь. — И Гектор вышел через маленькую дверь.
Минута, одна, другая… Вскоре Тантра потеряла им счет.
Тогда дверь снова легко приоткрылась, и вошла девушка, лет, быть может, на пять старше Тантры, рыжеволосая и приветливая.
— Здравствуй.
— Здравствуй. А где Гектор?
— Пошел отмываться да переодеваться. И тебе то же самое посоветовал. Кстати, я его жена Малия, царица вервольфов.
Тантра сдержала свое изумление при этой новости — платье на Малии было обыкновенное, белое, и следа царственности не было в ее добром и по-своему красивом лице. Бывают же лица, прекрасные не изяществом черт, а именно этой подкупающей простотой.
— Я бы с удовольствием помылась. Только вот где?
— Ну, это я покажу, — рассмеялась Малия, — король вампиров попросил меня рассказать тебе все. Ну, пошли. Сейчас все вампиры дрыхнут, и ты никому не попадешься на глаза. Хотя с твоим умением вызывать кровавый дождь они тебя будут очень сильно любить. — Девушка снова рассмеялась.
Тантра тоже слабо улыбнулась. Глядя на это жизнерадостное существо, никак не верилось, что она бывает волчицей. И никак не верилось, что, глядя на Малию, можно держать дурные мысли либо просто хмуриться. Таким удивительным и прекрасным свойством обладала царица оборотней.
Вместе с нею Тантра вышла из той каморки, и взгляду ее предстал длинный-длинный коридор. Множество факелов освещало его, и множество дверей полосовали его стены.
Малия пошла вперед, затем несколько раз повернула. Тантра покорно следовала за ней.
Но вот коридор закончился. И началась длинная винтовая лестница, и в ней было столько ступеней, что Тантре показалось, будто она отмахала по меньшей мере милю.
По пути Малия коротко рассказала обо всем, что в последнее время случалось. О союзе нечисти, об изгнании Вирта, о Марете, Юлиусе, Упыре и остальных, о планах людей и о том, какую роль должна сыграть во всем Тантра.
А девушка молчала. Тошно было у нее на душе, и даже щебетание Малии не могло это заглушить… Со временем, конечно, и глубокая эта рана закроется, да только — в этом Тантра не сомневалась — часто еще будет она видеть во сне тоскливые глаза молодого слепого. Она тряхнула головой и отогнала все мысли…
— Мы пришли. Вот твоя комната, — сказала Малия, толчком открывая дверь.
Тантра прошла внутрь. Собственно, тут было две комнаты: ванная и спальня.
В спальне в углу стояла большая, отчего-то двуспальная кровать, шторы закрывали полукруглое окно, а в центре комнаты стоял небольшой стол, заваленный едой, и три стула вокруг него.
При взгляде на еду Тантра вдруг вспомнила, что уже больше суток ничего не ела. Это отразилось в глазах ее, и потому лицо Малии вдруг приобрело озабоченное выражение.
— Если не я, то кто же? — полюбопытствовал другой инквизитор, макая перо в чернильницу и со вздохом подвигая к себе чистый листок.
— Как насчет того, чтоб подняться и пропустить по стаканчику?
— Сам знаешь, нельзя, я в храме работаю.
— Тьфу ты, проклятый святоша! Да кто узнает? — рявкнул первый.
«Так вот о чем говорят инквизиторы между кострами», — усмехнулся про себя Гектор.
На мышеподобном лице инквизитора, сидящего за столом, проступило сомнение.
— Ну ладно… в принципе это работа долгосрочная… — пробормотал он.
— Наконец-то! — радостно воскликнул первый инквизитор, подхватил второго и они вдвоем почти что побежали к лестнице, Гектор же стоял у стены и дожидался момента, когда их шаги стихнут.
Дождался наконец. С волнением подскочил вервольф к шкафам, стоящим вдоль стенки, и, щурясь, стал судорожно искать.
Шкафы те были в два его роста, но благо нашлась лестница. Гектор искал год 2007-й, он оказался в двадцатом шкафу, седьмая полка.
Родившиеся летом, вот она, потрепанная книжка. Гектор с приподнятым ощущением в груди взял ее и пошел к столу, где при свете свечи взволнованно стал перелистывать, нашел наконец август… кто только продал им такие блеклые чернила?
А вот и страница пятого августа… почему именно пятого и именно августа? Надо спросить у Графа…
Гектор стал вчитываться. Но, увы, около каждого имени видел вервольф пометку: «умер(ла)» либо «казнен(а)».
Лишь возле одного имени была пометка «пропала без вести». То была Тантра Лиос, рожденная в 2007 году, пятого августа, в городе Ильготе. Была и вторая, только без пометки, тоже Тантра, только Саут, и тоже родилась 5 августа 2007 года, только вот местом рождения записан Мильгот Дарен-лайда.
— Эх, везет нечистому роду. Две девушки, две Тантры, и молись, Граф, чтоб нашей была вторая, — прошептал Гектор, осторожно возвращая книгу на место.
Потом он с интересом склонился над той книгой, над которой работал инквизитор до ухода. То была тоже учетная книга, только для тех, кому уж пошел седьмой десяток. Гектор печально вздохнул, увидев около одного из имен свежую надпись: «казнен».
Гектор вернулся в зал, где стояли статуи, и оцепенел от ужаса. Кругом толпились инквизиторы, и невозможно было бы пройти чрез них, никого не задев. Они просто молча стояли, опустив взгляды в пол. И кажется, собирались стоять здесь еще долго.
«Ну, я влип», — мрачно подумал Гектор, стараясь ступать тише. Он подошел к ним почти вплотную, и его передернуло — у каждого на шее висела серебряная цепочка.
— Помолимся, братья, за наш успех, — глухо сказал седовласый инквизитор.
Гектор вжался в стенку и тихо пополз, а сам умолял святых, чтоб ни один инквизитор не услышал его дыхания.
Но, кажется, один насторожился. Гектору показалось, что душа его уйдет в пятки, он замер, задержав дыхание.
Но инквизитор все хмурился, наконец что-то шепнул товарищу, и тот с ухмылкой кивнул.
Тут нервы Гектора, и без того натянутые, не выдержали. Он сорвался с места, пинком распахнул дверь и бросился бежать.
А бежал он отнюдь не тихо. И лишь тогда Гектор проклянул себя за глупость, когда вслед ему бросился отряд инквизиторов в двадцать человек.
Гектор хотел шмыгнуть в коридор, ведущий к выходу, но сердце его похолодело, когда он увидел, что дверь наглухо заперта. Тогда не глядя Гектор бросился в другой коридор. Лестница повела его вверх, а сзади он будто слышал горячее дыхание догоняющей его своры.
«Как они могли выследить меня, я же невидим» — удивленно подумал вервольф, машинально поискал на груди и вдруг с приливом дикого, пронизывающего до костей ужаса понял, что нет больше на нем волшебного кулона…
Но выхода не было, и Гектор продолжал бежать. Удивительно, откуда пришли ему на ум слова молитв, которых он будто бы не знал, а тут вдруг вспомнил и стал лихорадочно, на бегу бормотать.
«Будь что будет… обращусь в волка…» — подумал Гектор, и знакомое чувство свободы наполнило его, когда прыгнул человек, но серебристый волк опустился на четыре громадные лапы.
В три прыжка Гектор преодолел лестницу и оказался на распутье пред двумя запертыми дверьми.
«Лево-право-лево-право, смерть-жизнь, смерть-жизнь… серебро-железо… да конечно, железо!» — мысленно крикнул Гектор, одним ударом лапы выбивая из двери замок и кидаясь внутрь.
Тут в лицо ему пахнул свежий ветер, но отнюдь не облегчил он ему душу, ибо если он выбежал на балкон, значит… сердце завыло — тупик…
Да, он выбежал на широкий балкон. Внизу виднелись будто бы в тумане катарианские дома, и дворец освещали лучи зимнего солнца, но Гектора точно столкнули в пропасть без дна.
— Тупик… — прорычал волк, обращаясь вновь в человека и запрыгивая на перила балкона. Гектор предпочел бы разбиться, чем упасть под серебряной стрелой.
«Жаль, я не вампир и не летаю, как птица… жаль, что я не вампир, я — олух! Какой же я дурак, я потерял кулон…» — тоскливо подумал Гектор, оборачиваясь и глядя своей смерти в лицо.
А смерть та была стара, и ею был инквизитор, держащий в одной руке копье с поблескивающим наконечником, а другой он насмешливо покачивал кулон.
— Потерял ты свою побрякушку… нет, подумай, какая наглость! Грязный вервольф забрался в храм. Но ты не бойся, мальчик, я убиваю быстро.
Голова Гектора закружилась, и из его затуманенной памяти вдруг всплыли слова Графа: «Если почувствуешь, что тебе грозит смертельная опасность, произнести в кулон мое имя»
И пока ум Гектора прощался уж с белым светом, с Малией, с детьми, подсознание его заставило обратиться в волка вновь, прыгнув на инквизитора, выхватить из его рук кулон и, зажав его в зубах, броситься прочь.
Он ощущал клыками холод цепочки, а душой тепло, ибо надежда появилась у него. Вервольф обратился в человека, кинулся на перила и вновь обернулся к своей смерти, только уже с усмешкой.
— Ильгот, Граф, перенеси меня в Ильгот… — И водоворот закружил вервольфа, и последним, что видел он в Катариансе, было изумленное лицо старика-инквизитора.
Гектор очнулся, лежа спиной на снегу. Небо было настолько голубым, а солнце настолько ярким, что привыкшему к полумраку оборотню стало больно.
— Это, должно быть, Ильгот виднеется там, впереди, — сказал он себе и встал. — Ох, как больно и как холодно…
Ежась и отбрасывая заманчивые мысли превратиться в волка, Гектор пошел к городу. Прохожие удивленно глядели на легко одетого господина.
Снег не сыпался бешено, как то часто бывает, нет, полет редких снежинок был спокоен. Медленно и размеренно усыпали они плечи и голову Гектора.
— А в-вы не подскажете, где я м-могу найти Тантру Л-лиос? — дрожа, обратился вервольф к проходящей женщине средних лет. Она печально вздохнула.
— Кто б мне подсказал, куда делась она… лет восемь назад сгорел дом семьи Лиос, а девчонка точно в воду канула. Тела остальных Лиосов нашли, но Тантринья… — Женщина вновь вздохнула. — А по какому делу ищешь ты ее, путник?
— Да так… а далеко ли отсюда Мильгот?
— Да в двадцати милях от наших Западных ворот, если идти по той дороге.
— Благодарю, любезная госпожа, — вежливо поклонился Гектор и пошел. Удалившись на достаточное расстояние от города, когда деревья скрыли его, оборотень стал самим собой и неспешно затрусил к Мильготу. Так прошло несколько часов, и Гектор, завидев впереди строения, поспешно обратился в человека вновь.
Собственно, это был один дом, двухэтажный, и оттуда доносился шум. Гектор зачарованно прислушался, и звук молота, бьющегося о наковальню, показался ему милым, теплым, уютным и родным.
— Быть может, здесь знают, где найти эту самую Тантру… Она теперь моя последняя надежда, иначе придется возвращаться в замок ни с чем, — вслух подумал оборотень, щупая на шее кулон.
Он шагнул к двери и, подождав немного, нерешительно постучался.
Молот опустился на наковальню последний раз, прошло несколько секунд, за дверью — легкие шаги, и вот тяжелая кованая дверь распахнулась.
На пороге застыла девушка, взмокшая от пота. Одежда ее была грязна, черные волосы разметаны, лицо в саже — уставшее, застывшее и понурое. Лишь зеленые глаза, казалось, жили на нем. Они быстро обежали вервольфа.
— Кто таков и чего тебе? — хмуро спросила девушка.
— Скажите, где я могу найти Тантру Саут?
По лицу Тантры пробежала тень, но потом она уступила место обреченности.
— Это я, — глухо сказала Тантра, — ты — инквизитор?
— Нет. — Гектор перевел взгляд вниз и вдруг понял, что кулон до сих пор на нем. Она не могла его видеть, но она видела!
— А кто ты и почему ты ищешь меня?
Гектор, вздохнув, снял кулон.
— Это будет долгий разговор, уважаемая Тантра, долгий и тяжелый. А теперь могу я пройти, я совсем продрог?
— Проходи и выкладывай. А я поработаю.
— Ты сама работаешь в кузнице? — удивился Гектор, заходя в теплый дом.
— Да, — последовал лаконичный ответ, и вновь молот застучал по раскаленному металлу. Кажется, она кует меч…
— Знаешь Черный замок?
— Это где обитают вампиры, последователи Первоначального? Разумеется, знаю. Говорят, там нынче не только они, но и шайки Грэта и Гектора.
— Правду говорят… ты испугалась, когда я спросил, ты боишься инквизиторов… ты — ведьма?
— Я не доверяю незнакомцам, — угрюмо прошептала Тантра.
— Я ведь тоже в твоих руках, и можешь меня не бояться, — рассмеялся Гектор. — Ты поняла, кто я?
Тантра качнула головой, но ее глаза настороженно заблестели.
И тогда Гектор обратился в волка. Вервольф с серебристой шерстью, скалясь, лег на пол, прижав острые уши к голове.
— Ты — оборотень? — все так же равнодушно не то спросила, не то утверждала Тантра. — Так чего же ты хочешь от меня?
— Ты — ведьма? — настойчиво переспросил Гектор, снова становясь человеком.
— Ты прав, вервольф, я ведьма. Но ты на мой вопрос не ответил — чего же тебе нужно?
— Ты куешь мечи…
— Да, был огромный заказ.
— А в кузницах храма их посеребрят… — Гектор едва не завыл.
— Откуда ты знаешь, что храм заказал их?
— Храм и Инквизиция, детка. А знаешь почему? Потому что мой народ не дает людям покоя. Мой народ и народ Грэта.
— Я так поняла, что ты — предводитель вервольфов Гектор, а вампир Грэт — твой союзник, — быстро сказала Тантра. — Так чем же я заслужила твое внимание, царь?
— А ты сообразительна… — начал Гектор, но Тантра вскинула на него глаза и рявкнула:
— Если ты сейчас не перестанешь вертеть вокруг да около, я вышибу тебя поганой метлой! Говори, зачем явился, или убирайся восвояси!
— Не кричи. То, что я скажу, сильно изменит твою жизнь. — Гектор выдержал томительную паузу.
— Говори, мать твою! — Тантра отбросила молот.
— Я пришел к тебе, чтоб предложить присоединить свои силы к силам Нечистого воинства.
Тантра некоторое время молчала, а потом вдруг расхохоталась.
— Неужто ты думаешь, я поверю, что царь вервольфов пришел к обычной ведьме только поэтому? Не смеши меня. — Она мигом согнала улыбку с лица. — Что-то ты темнишь. — Ее глаза впились в вервольфа. — Либо ты не царь, либо…
— Либо ты не обычная ведьма, — с раздражением закончил за нее Гектор. — Ты родилась под особой звездой, пятого августа седьмого года нового тысячелетия! Ты — волевая ведьма.
Повисла тишина.
— Я никогда о таком не слышала, — пробормотала наконец Тантра, и голос ее уже не был больше раздраженно-самоуверенным. Скорей растерянным.
— Я и сам не большой знаток в этом деле, — признался Гектор, — но в общем… ты возводишь свое желание в произвол одной лишь силой воли. Стоит тебе ее напрячь…
— Да, я замечала, что у меня хорошо выходит колдовать… — Тантра отвернулась. — И что, мой особенный талант так важен вашему Нечистому воинству?
— Очень важен. Без тебя мы никак.
— Ты думаешь, я соглашусь предать своих?
Гектор фыркнул.
— Своих нашла. Я так полагаю, из-за сильного чувства братства с обычными людьми ты живешь на отшибе, а в городе ты слышишь за спиной испуганный шепоток?
— А ты не подумал, что я просто боюсь вервольфов и вампиров?
— Не смеши меня, детка. Ты даже не вздрогнула, когда я обратился в волка, а уж вампира тем более не испугаешься.
— Это попахивает сделкой с неизвестностью. Кто знает, что будет, когда я стану вам не нужна? Вы — холодные твари, и вас я боюсь не меньше, чем боюсь людей. Передай своим союзникам, что я не согласна, и никогда ты не добьешься от меня согласия.
— Почему?
— Тьма прельщает меня не больше, чем Свет. Я хочу покоя. Я боюсь. Так и передай, а теперь можешь уходить, а то есть немного серебра у меня в запасе.
И Гектор сдался. Выругавшись сквозь зубы, он направился в лес, размышляя над тем, как будет добиваться ее согласия завтра, ибо никогда б не посмел царь вернуться в замок ни с чем.
Но то, что случилось утром, разбило его планы, не оставив ни осколка.
Глава 6. Слепой
Тантра проснулась, с тоской вспоминая вчерашний разговор. За завтраком она была мрачна и неразговорчива — как обычно.
— Кто такие волевые маги? — вдруг спросила она, отодвигая тарелку.
Кузнец поперхнулся, потом, помедлив, вздохнул. Вытер седые усы и глянул на дочь прямо.
— От кого ты о них слышала?
— В храме. Мельком. Между двумя художниками шел разговор, и мне стало интересно. — Первый раз в жизни Тантра солгала кузнецу.
— Врешь, — спокойно отреагировал он, — простым художникам не знать о магах воли. И если не хочешь говорить, не говори, но слушай. Раз в тысячелетие рождаются такие маги, их дар — редкость. Пятого августа две тысячи седьмого года родился тот, что еще жив.
— Пятого августа? — переспросила Тантра, нахмурившись.
— Да, — вздохнул кузнец, — это ты. Я взял тебя, когда услышал об этом от тебя самой. Мое сердце екнуло, и инквизиторы уже смотрели на меня косо, но тогда все обошлось. Я был еще не так стар, и мое колдовство тихо скрывало от тебя самой твой дар, ибо я знал, что от постоянных издевательств ты не выдержишь и наделаешь глупостей. Но я старею, стареют мои силы, и в последнее время я стал замечать… но не важно. Дар обычного мага, даже самого сильнейшего, — ничто по сравнению с твоим. Стоит тебе лишь пожелать. Все, кроме убийства. Прямого… — кузнец вздохнул. — Помнишь, я отлучался на пару недель года три назад?
— Да, помню, ты ездил в Моррор-лайд.
— И привез тебе то, что ты носишь на руке.
Тантра перевела взгляд. Медное кольцо-печатка.
— Ты строго-настрого запретил его снимать, — вспомнила девушка.
— Я понял, что одному мне не справиться. Моя магия гасила в тебе озлобленность, но потом она стала ослабевать. Я запаниковал. Я подумал, ты наделаешь глупостей… в тебя бросили камень, и стоит тебе лишь сильно пожелать и напрячь волю, как лицо бросившего покрывает проказа… или еще хуже, дом его горит… Ты бы натворила неописуемых бед, дочка, ибо не в силах девочка сдерживать злость и обиду, а их в твоей жизни было достаточно. И тогда я поехал в Моррор-лайд… Дай-ка кольцо.
Тантра впервые сняла его и подала отцу. Он взял его, повертел в руках, и вдруг небольшая крышка печатки отошла, как на шарнирах. Тантра глянула внутрь.
Маленький рубин притаился там среди черного металла.
— Знаешь, что это? — спросил кузнец.
— Ну, камень, рубин, — неуверенно сказала Тантра.
— Алмаз это, окропленный кровью тринадцати висельников. А металл этот был когда-то платиной, но почернел от пепла с костров тринадцати ведьм. Бывший алмаз и бывшая платина, кровь и пепел… Великая сила в них сокрыта, и она хранила тебя от тебя самой, давила в твоем сердце злость, обиду, ненависть. Потому, несмотря ни на что, ты была счастливей остальных в детстве. Хоть и не осознаешь этого. Никогда ты не желала зла, как тебя ни обижали. Обиду ты несла в себе и не выплескивала на обидчика. И в твоей чистой светлой душе злость растворялась.
Тантра молчала, подавленная от услышанного.
— И теперь ты можешь выбрать, продолжать ли носить это кольцо.
— Я не думаю, что ты прав насчет обид… их не гасило кольцо. Я буду справляться со своими чувствами сама, — тихо сказала девушка.
— Как знаешь, дочь моя. — И кузнец бросил печатку в горящую печь.
И тут раздался стук в дверь, и сердце Тантры екнуло. Старый кузнец медленно поднял голову, и в его бледных глазах девушка разглядела спокойную обреченность. Он давно этого ждал.
— Беги через окно, — прошептал он.
— Откуда ты знаешь, кто это? — испуганно спросила Тантра.
— Иди… спрячься в таверне, пока страсти не улягутся… я слышал, слепой — твой друг?
— Ну… я не оставлю тебя.
— Хочешь отправиться на костер вместе со мной? Моей душе будет спокойней, если ты отомстишь… Я пойду открою.
* * *
Тантра бежала по темному утреннему городу, не видя дороги от страха и боли. Над ней висело чужое морозное небо, такое далекое, такое равнодушное, седое, как волосы на голове отца… Легкие сандалии стучали по гололеду в ритм шаткого дыхания… воздух, вырываясь изо рта, превращался в ледяной пар.
Нельющиеся слезы жгли Тантру изнутри. Рыдания тоски рвали грудь, и зима клеймила кожу.
«Меня ждут пытки… меня ждет костер… ведь поймают, поймают же! Я и слепого подставлю! Но я хочу жить. За что они делают это со мной?»
И Тантра заплакала — истерически и безудержно. Никогда раньше ею не владела такая любовь к жизни… пусть никчемной и полной горечи, но освобожденной от адских мук…
В такую рань на улицах не было еще никого, только девчонка-нищенка сидела на пороге таверны. Она была закутана в подаренную слепым шубу — впрочем, уже давно проеденную молью.
Нищенка посмотрела на Тантру и нахмурилась.
— Не выдавай меня! — Тантра рухнула на колени перед ней как подкошенная и краем глаза увидела, как меняется выражение длинного лица.
— Иди… ступай… не выдам… — пробормотала девчонка, пугаясь, видимо, плачущей ведьмы.
И Тантра почти на четвереньках заползла в пустую таверну. Она увидела слепого, который сидел за столиком и пил пиво. Услыхав шум дверей и почувствовав ворвавшийся мороз, он насторожился.
— Это я… Тантра… — Девушка подползла к нему, в этот миг ее лицо было перекошенной маской страха. — Там инкви… — Ее голос сорвался, и она уже больше не владела им.
— Поднимайся на второй этаж. И войди в первую комнату от лестницы, — спокойно сказал слепой. — Ну-ну, не бойся…
— Они забрали моего отца! — взвизгнула Тантра и, не медля больше ни секунды, рванулась вверх, заскочила в комнату и уселась под окном, всхлипывая и сжимая колени руками, надеясь сделаться меньше, исчезнуть, оказаться вдали от темного утра, ставшего кошмаром…
Некоторое время она провела в забытье, из которого ее вывел шум на улице. Сердце Тантры забилось чаще, когда она различила голос нищенки… и тут же душа ее рухнула вниз и разбилась на мелкие осколки.
— Она там… забежала в таверну.
Голоса, беготня, и слепой не спеша говорит (это уже звучало громче, чем смутный писк нищенки):
— Должно быть, ваша светлость, девчонка что-то перепутала. В таверне моего отца быть не может нечисти, и я никого не слышал.
— Ты слеп! — закричал один из инквизиторов. — Обыщите таверну, загляните в каждую комнату!
Тантра юркнула под кровать и затаила дыхание. Вскоре она услышала топот и увидела кованые сапоги прямо перед глазами.
Этот миг растянулся на вечность. Не было ничего в мире, кроме пыли, духоты, страха — и сапог.
«Пусть уйдут… пусть уйдут…» — взмолилась Тантра.
И тут она, чуть пошевелив ногой, задела свисающий край одеяла. Инквизитор насторожился, одернул одеяло и, схватив девушку за руку, грубо вытащил ее из-под кровати.
Мир перед ее глазами померк.
Тантра очнулась от холода. Она лежала на полу и видела тонкий луч света, льющийся из зарешеченного окна. Тантра вздрогнула и подтянула колени к груди, пытаясь согреться. На ней висело рваное платье, и была девушка босиком. Ногой она задела миску, металл звякнул о камень.
— Это плохо, что ты очнулась, — несчастным голосом сказал кто-то в углу, — я так надеялся, что ты умрешь… и отец твой тоже надеялся на это… пока сам не умер.
Тантра приподнялась. Странная слабость владела ее телом, и туман застилал глаза.
— Это ты? — спросила она и во тьме разглядела слепого. Сердце ее сжалось от жалости, потому что на нем она заметила рваное рубище и кандалы. Так вот отчего так трудно двигать руками, ведь и она тоже закована!
Слепой жался в углу.
— Жаль, что ты не умерла. Это избавило бы тебя от мучений… а кузнец уже освобожден.
— Неужто? — недоверчиво спросила Тантра.
— Да, освобожден и уже отчитывается перед святыми за все грехи.
— Умер? — дрожащим голосом спросила Тантра.
— Это было лучшим исходом. Ему повезло куда сильней, чем нам с тобой. — Голос слепого был тускл и безжизнен.
Тантра откинулась и, прижавшись спиной к покрытой изморозью стене, свернулась в клубок. Душа ее, еще вчера утром представлявшая собой обычную, пусть обиженную жизнью, но все же душу, нынче превратилась в израненного зверька. Охотники преследовали его и забьют просто за красивую шкуру. Тантра уже смирилась со смертью и мечтала, чтоб она быстрей пришла, чтоб закончилась эта мука, но один вопрос она еще хотела задать.
— Зачем?
— Что зачем? Если ты спрашиваешь меня, почему мы здесь, то поверь, я не знаю. Для меня это тоже загадка.
— Нет, мне не нужен ответ. Я лишь хочу знать, почему ты отказался выдать меня, когда еще мог себя спасти?
— Потому что в жизни ты не сделала никому зла. Даже на мне, несчастном слепце, лежит куда больше грехов, чем на тебе.
— Но и добра я не сделала.
Слепой пожал плечами.
— Если б я выдал тебя, я бы не смог жить спокойно.
— Но теперь тебя сожгут вместе со мной… это бессмысленная жертва.
— Неужто бессмысленная? — с печальной улыбкой спросил слепой.
Тантре хотелось выть.
Томительно тянулись часы.
— Жаль, я не могу избавить тебя от мучений… — пробормотала Тантра, растирая по лицу слезы тыльной стороной ладони.
— Поверь, я сам себя избавлю, — заверил ее слепой.
— Как?
Он показал ей острый камень.
— Я думал вскрыть сейчас вены, — признался слепой, — и, когда я умру, если хочешь, ты можешь последовать за мной.
— Да, наверное, — дрожа, сказала Тантра. Мир, который стал адским кошмаром, имел не больше ценности, чем сон в спокойную летнюю ночь.
Слепой поднял камень. Тантра, зажмурившись, отвернулась. Долго просидела она, прижавшись лицом к холодной стенке и изучая трещины в камне, а когда повернулась, слепой был мертв.
Потом тянулись часы, не быстро не медленно проходили они мимо тягучей вереницей, и реален был лишь тусклый свет да пар изо рта. Рыдания уже не сотрясали слабое тело, оно было расслаблено. Временами, правда, боль снова посещала сердце, но, потерзав вдоволь, уходила, чтоб через часы снова возвратится. И тьма, и темница, и холод, и мертвое тело рядом…
Ночь за зарешеченным окном сменила день, и потом уж утро согнало с небес темную королеву. Солнце озарило измученную Тантру, а она почти была уж мертва. И холодный труп оно осветило, который Тантра прижала к себе, и ее теплые слезы падали ему на лицо. И нельзя было воскресить смелого слепого мальчика…
Благостной была тишина, она шептала Тантре, что есть еще время пожить, подышать, но и она ушла, уступив место шумным шагам где-то за дверью.
И снова Тантра потеряла сознание. Точно сквозь тяжелую дверь слышала девушка обрывки фраз:
— Мальчишка вскрыл вены… девчонка вряд ли протянет… но скоро суд… костер уж приготовлен.
Тантра сидела в железном кресле; ее руки, ноги и шея были скованы. Она, к счастью, не видела всей комнаты, иначе ужаснулась бы, ибо на черных стенах здесь висели все орудия, выдуманные людьми, чтоб терзать друг друга.
А когда ее полубесчувственного тела касалось раскаленное железо, а ногти пронзало болью от тонких иголочек, Тантра звериным голосом кричала…
Да, ее отец был злым колдуном и насылал на людей проклятия… да, она сама того же свойства… да, она вызывала духов… да, оскверняла храмы…
Снова боль, и снова тьма, и в этой тьме визжащей ноткой замирал ее слабеющий голосок.
Пелена поплыла перед глазами. Девушку подняли и понесли куда-то. Она ощущала на своих холодных руках теплые пальцы инквизиторов и то проваливалась в спасительную тьму, то снова становилась сама собой. Она видела мрачный потолок, а потом он стал небом — седым и неласковым.
Инквизиторы кинули ее тело на снег. Тантра очнулась от холодных его укусов и, застонав, приподнялась на одних руках.
Кто-то взял ее правое запястье, снова кинул, но уже в цепях, тоже самое случилось с левым. Тантру приподняли, и она поняла, что закована и растянута меж двух столбов. Злой ветер стал рвать на ней лохмотья, а ноги едва находили в себе силы просто не сгибаться.
Тантра стояла на замерзших досках повозки. Две старые клячи тащили ее, и мир плыл перед глазами девушки.
— Когда? — хрипло спросила она.
— Сгореть торопишься? Уж скоро… — ответил кто-то, чудом услышав ее хрип.
А Тантре было все равно, хотя часть ее сознания, та, что была еще жива, страдала так, будто бы уже горела. Порой ожидание муки бывает страшней, чем она сама…
«За что мне это? Неужель, как говаривают, я совершила больше грехов, чем мои палачи? Жизнь… — тоскливо подумала Тантра, — не успею я насладиться ею. Не видела ничего, кроме кузницы, дома, города да косых взглядов… Стоило, быть может, принять предложение того вервольфа? Может, не так нечисть была бы страшна, как братья-люди… Уж вампиры не стали бы меня сжигать лишь за то, что я такая, какой родилась…»
Тантра даже не слышала своих мыслей, настолько ее сознание было погружено в огненную муку. Повозка была открыта, и ветер больно кусал ее тело. Со всех сторон слышались взволнованные шепотки, но как ни напрягала Тантра слух, слов различить не могла, а глядеть куда-то, кроме как вниз, на доски повозки, было выше всяких сил. Даже просто поднять голову и то, казалось, не хватит мужества.
Вроде бы ее отвязали и поволокли куда-то. Сначала снег терзал босые ноги, потом Тантра поняла, что идет по прохладному каменному полу, а потом в глаза больно ударил яркий свет.
* * *
«Ха! Они смотрят на меня так, словно заняты спасением человечества, а я мелкая букашка, которая их кусает и отвлекает от столь важной работы…», — подумала Тантра и вдруг поняла, что может размышлять, значит силы вернулись к ней. Несмотря на то что душа горела адским пламенем, рассудок был, как всегда, холоден и ясен, хоть и отравлен дикой горечью.
— Тантра Саут, семнадцати лет. Перед святым судом Инквизиции обвиняешься в колдовстве и запугивании, а также насылании порчи и убийстве, — сухо сказал седой инквизитор, сидящий за столом. Их там было пять человек, и все с пренебрежением глядели сквозь Тантру, которая стояла, гордо подняв голову и хмуро глядя на них. Взгляд ее глаз в черных кругах должно быть, тяжел был, ибо некоторые судьи опустили головы. — Что сказать можешь?
— Что там? Колдовство — признаю, такова моя природа, я такой родилась. А умру ли сегодня — это уж как угодно будет святым, — дерзко отвечала Тантра, хотя девчонке в рваном саване, которую через несколько часов ждет костер, трудно было хранить дерзость и достоинство.
— В колдовстве призналась, — пробормотал инквизитор, записывая, — а как насчет запугивания, насылания порчи и убийства?
— С каких это пор на костер одного колдовства не хватает? — издевательски спросила Тантра. — А запугивания… Как жить прикажете, господари мои, вдвоем на пару медяков в неделю? Несмотря на то что я ведьма, мной, видите ли, владеют еще и некоторые человеческие качества. Мне тоже изредка нужно поесть что-нибудь да наготу прикрыть… Что там, признаться нужно? Признаюсь, запугивала несчастных горожан своей жуткой колдовской силой. — Последние слова были произнесены с неприкрытой издевкой, как впрочем, и вся речь.
Судьи вскинули головы, тараща глаза на эту сумасшедшую, которая перед смертью нашла в себе силы насмехаться над теми, кто решает ее судьбу. Тантра получала от этого злобное удовольствие.
— А убийство, совершенное тобою прошлой ночью в темнице?
Тантра вытаращила глаза.
— Я… никого не убивала… — выдавила она.
— Принесите ей стул, пусть сядет и выслушает.
Стоящий сзади что-то пробормотал, и плетеный жесткий стул возник из небытия. Тантра с достоинством села, положила руки на колени и приготовилась слушать. Ее сердце стучало. Неужто даже в убийстве несчастного слепого обвинят ее?
— Позовите девушку, живущую в доме напротив таверны.
Вошла, озираясь, предавшая Тантру нищенка, специально для суда одевшаяся прилично. Ведьма зашипела от злобы, когда увидела ее самодовольное лицо, сейчас, правда, чуть перекошенное волнением.
— Что имеете сказать суду Инквизиции, такая-то стольких лет, жительница Мильгота?
И Тантра услышала, что, оказывается, несколько лет уже промышляет она колдовством, проклятиями, порчами и что однажды, пробравшись в кузницу, нищенка видела, как духи тьмы пляшут вокруг наковальни.
— Некромантия?.. — пошептались судьи.
— Да сами вы хоть в это верите? — гневно спросила Тантра, поднимаясь. Тотчас же жесткие руки усадили ее обратно.
Нищенка глядела прямо и насмешливо, и взгляд этот заставил Тантру затрястись от злобы и потерять самообладание.
— Ах ты!.. — Прежде чем чьи-то пахнущие золой руки зажали ей рот, из него успело вылиться немало бранных слов…
— Молчать! — гаркнул повелительно кто-то, и Тантра подчинилась, шипя от злости.
— Что еще имеете сказать суду, уважаемая?
— Тварь ты! — заорала Тантра, и вновь увесистая оплеуха заставила ее замолчать.
— Ненавижу таких, как ты, сумасшедших!
— Ха, сумасшедших! — Голос Тантры поднялся до высшей ноты издевки, злобы и отчаяния. — Что я сделала тебе в жизни? Мразь, тварь, ненавижу тебя… Да не закрывай мне рот своими грязными руками! — огрызнулась ведьма на стража.
— Прекратить! Обеим! — повелительно и холодно сказал некто, и будто невидимая сила вдавила Тантру в стул, и не было больше сил говорить, кричать…
Бывшую нищенку вывели вон, вместо нее в зал вошла какая-то женщина. Из глубин памяти к Тантре пришла тень той бабы, у которой она чуть не задушила кошку.
— Последний… пусть войдет, — сказал судья после того, как дверь за истеричной женщиной захлопнулась дверь.
Озираясь, вошел старик, хозяин таверны. При взгляде на его растерянное лицо, постаревшее лет на десять, на морщины и беспомощно-недоуменные глаза сердце Тантры пронзила ни с чем не сравнимая жалость.
— Что вы знаете об этой девушке, о Тантре Саут?
— У нас в Мильготе ее кличут ведьмой, — живо отозвался старик, — но лично я не склонен верить, народ наш уж больно на выдумки горазд. Она сирота, попала к нам много лет назад, и ее на воспитание взял старый кузнец, который живет ближе к лесу. У меня Тантра покупала еду для себя и для отца. Плохого ничего о ней сказать не могу, мрачная девчушка, но да это понятно — ее с детства шпыняли. Но я всегда относился к ней неплохо, да и мой сын… Вы ведь освободите его? Мальчик слеп с пяти лет, и даже если б были колдовские дела, не смог бы он принять в них участие.
— Мы хотели проучить вашего сына, подержать денек в темнице и освободить нынче утром, — холодно сказал инквизитор, — однако юноша был убит судимой ведьмой.
Дикий взгляд старика нашел Тантру.
— Не верьте ему! — воскликнула она. — Он боялся, что его сожгут, и предпочел легкую смерть — вены перерезал! Мы думали, что сожгут обоих, и он не хотел мучиться! Я не убивала его, клянусь!
Старик глянул в ее заплаканное лицо и коротко кивнул.
— Я верю тебе, — пробормотал он, развернулся и, не попрощавшись с судьями, вышел.
— Через пять минут тебе объявят твою участь.
Судьи ушли, и в зале повисло молчание. Тантра продрогла до костей, но об этом думала меньше всего. Ее голова была забита разными пустыми фразами, и леденело в груди…
«Значит, его не хотели сжечь… да, мы дураки, что подумали так… и за мою ошибку… хоть бы костер, а не кипящее масло… из-за меня все это…». — Сердце Тантры обливалось кровью при мысли, что это она повинна в смерти слепого. И мысль эта терзала ее, не отпуская ни на минуту. Страх за себя, боязнь боли тоже вносили свою лепту и беспощадно рвали ей душу.
Одна, две… пять минут наконец истекли, и судьи вошли. Один из них, самый старый, взял в руки желтый пергамент и стал громко читать. Тантра не помнила начало, она очнулась лишь при словах:
— …приговаривается к смертной казни через очищение духа…
«Смертельной казни через что? Очищение духа? Костер…». — Сердце Тантры заныло с удвоенной силой.
— Будьте вы все прокляты, — сказала Тантра перед казнью.
Ее, прикованную к двум столбам, которые несли два воина, повели босиком через весь город. Солнце уже закатилось, и последние его лучи догорали на земле.
С серых небес пошел снег — редкий и медленный. Горожане жались возле своих домов, дети прятались за материнские юбки. Должно быть, Тантра выглядела страшной ведьмой в рваном саване, болтающейся меж двух столбов и глядящей на мир с неприкрытой тоской.
— Неужто все? — ошеломленно прошептала она. — Неужто в последний раз я вижу небо, землю, снег? Разве все должно быть так перед смертью? Не верю… не могу поверить…
Рваные тучи заволокли небо. Звезды на нем уже тускло горели, гораздо ярче был свет факелов, что держат в руках стражи. Вот и костер… Как быстро девушка прошла к городской площади, а она-то надеялась оттянуть мгновение-другое жизни! Туман заволок слезящиеся глаза.
Ее вытащили на помост.
— Твои последние слова, ведьма, или, быть может, желание?
— Будьте вы все прокляты. — И Тантра, отвернувшись, взошла на костер.
Ее привязали к дубовому стволу и руки скрепили цепями. Тантру охватила апатия.
— Скорей бы все это закончилось…
Вот кинул воин факел, огонь стремительно взлетел вверх по хворосту, и через несколько секунд его жарящий треск добрался до босых ног Тантры.
Тогда Тантра потеряла сознание. Странное видение было у нее — то ли бред, то ли последний всплеск души, которая знает, что умрет.
Чудилось ей, что оказалась она далеко в северных лесах, дальше даже, чем Черный замок Сетакор, намного дальше, и стоит на краю обрыва, сокрытого в тумане.
Тантра, чувствуя себя необычайно легко и спокойно, шагает босиком по снегу, подходит к тому обрыву, и туман рассеивается пред ее глазами.
И видит она, как чудное море блестит в свете заходящего солнца, как облака стелятся над поверхностью того моря, как дивно сверкают они и водная гладь. И будто бы замок виднеется на горизонте, замок из мечтаний.
Тантра сделала шаг к нему и поняла, что падает, но сердце ее колотится от радости и счастья. Глухой удар спины о камни, и сквозь пелену Тантра видит луч рассвета, скользящий меж листьев дерева. И в тело возвращается боль.
Глава 7. Спаситель-дождь. Сетакор
Гектор был в отчаянии несравненно менее страшном, нежели Тантра, но все ж заставившем его носиться по Мильготу с единственным вопросом:
— Где Тантра Саут?
И каждый раз получал он равнодушный ответ:
— Загребли инквизиторы… говорил я кузнецу, меньше с колдовством балуйся. Не верил… старый дурак…
«Провалил я свою миссию», — подумал Гектор и представил с ужасом, как будет глядеть в лицо Графу.
До поздней ночи слонялся Гектор по городу, потом целый день и на исходе следующей ночи он ожил, ибо услышал шум и понял, что Тантру ведут на казнь.
Лихорадочные мысли, как спасти ее, угнетали его ум, и ни одна из них не была достаточно разумной… точнее говоря, каждая следующая была все бессмысленней.
Вместе с небольшой толпой прошел Гектор к костру. Сложно было разглядеть во тьме Тантру, но он разглядел своим вервольфьим зрением.
— Граф, — шептал он, приблизив к губам кулон, — я не успел… Тантру собираются сжечь…
Кулон отозвался тихим смехом, но Гектор все же прикрыл его ладонью и обернулся.
— Чего ты смеешься? — обозленно переспросил вервольф.
— Если девчонка — не волевая ведьма, то невелика потеря. А если волевая… ты что, и впрямь думаешь, что она позволит себя сжечь? Да никогда. — Тон Графа был небрежный. — Тут Маро и Грэт рвутся к тебе, просят, чтоб я их направил в Мильгот своей магией.
— Что? — рассердился Гектор. — Я сам справлюсь, так и передай.
— Ну-ну. — Насмешка в голосе Грэта была явственно слышна, насмешка, но и беспокойство. — Ты не думай…
— Хватит пустых разговоров! — рявкнул Граф. — Ты просто… в общем, когда она предотвратит свое сожжение, не знаю как, хватай ее и зови меня, я тотчас же перенесу вас обоих. Удачи… — И кулон замолк, вновь став безделушкой.
Гектор отчаянно перевел взгляд на костер. Тихий огонек уже трепетал на хворосте, а Тантра извивалась и пыталась убрать ноги. На краткий миг Гектор вздрогнул, представив, что, не стань Малия его женой, ее ждала бы та же участь. Жалость к горящей девушке пронзила душу оборотня.
— Брось, — пробормотал он, напрягая глаза. Тантра уже больше не дергалась, кажется, она от ужаса потеряла сознание.
«Ну давай, сделай же что-нибудь» — с отчаянием подумал Гектор, — видать, придется прыгать волком в этот костер да грызть веревки… бедная девчонка уже горит», — и когда тело охватило превращение, Гектор остановил его…
Что-то капнуло на лицо. Гектор вытер каплю дождя, но следом свалилась еще одна. И вот целый дождь барабанит по крышам и плошади… но отчего дождь этот, ведром льющийся, так темен? Огонь шипел, борясь со своей смертью, и Гектор лизнул капельку, свалившуюся ему на руку, и вервольфа скрутило, ибо с небес лилась густым потоком кровь…
«Что время-то теряешь, дурак?» — спросил он себя. Меж облаков уже виднелись молнии, гром сотрясал землю, и народ бросился прочь с площади, поняв свойства дождя, а Гектор несся к Тантре.
Горячие бревна опалили ему ноги, но он, не обращая на это внимание, отвязала кое-как Тантру. Сначала ему показалось, что она мертва, но нет — жизнь теплилась еще в ее теле.
«Пытали, наверное…» — с ненавистью подумал Гектор, когда девушка, упав, уткнулась лицом ему в плечо и что-то пробормотала. Не теряя ни минуты, вервольф схватил ее за плечи и воскликнул:
— Ну что, неси нас в замок, Граф! Ох и намаялся я с твоим поручением!
Но к удивлению и возмущению Гектора, оказались они не в уютном зале замка, а в каком-то лесу. Гектор бережно уложил Тантру на расстеленный плащ, а сам громко выразил Графу свое отношение:
— Какого мы здесь оказались? Ты говорил, мы будем в замке?!
— Утихомирься, дружище, — миролюбиво говорил Граф, — ты должен будешь сначала объяснить девчонке, что вообще случилось, а то если она очнется в замке, то, чего доброго, спятит с ума или подумает, что умерла и попала на тот свет.
— А как ее хоть в чувство привести? — нетерпеливо спросил Гектор.
— Ну, там, по щекам похлопай, водичкой облей. — Голос Графа звенел от радости и от сарказма. Чувствовалось, что давно старый вампир не был так доволен.
И Гектор, выругавшись, пошел к ближнему ручью. Он набрал воды, но облить ею лежащую на морозе девушку в одном саване просто не хватило духу. Тогда Гектор обратился в волка, лег рядом и до рассвета грел Тантру своим телом.
А когда первые лучи солнца робко прикоснулись к горизонту, Тантра закашляла и резко открыла глаза. Волк тотчас отошел от нее и обратился в человека. Диким взглядом следила за ним ведьма.
— С пробуждением, — ласково промурлыкал Гектор.
— Я не понимаю… что случилось?
— Ты помнишь, как тебя начали жечь?
— Я почти сразу же потеряла сознание. Я умерла? — с надеждой спросила девушка.
— Нет.
— А почему мы в крови? — Тантра оглядела себя и вервольфа.
— Потому что, когда ты потеряла сознание и стала гореть, пошел кровавый дождь. Он был настолько силен, что затушил огонь. Дальше мне оставалось лишь взять тебя и тихо смыться.
— Зачем?
— А потому что меня не покидает надежда, что в этот раз ты примешь мое предложение.
Повисло долгое молчание. Тантра притянула колени к груди и опустила голову, задумавшись.
— Я согласна помочь вам чем смогу, — промолвила она наконец.
— Я вижу, ты дрожишь. Тебе холодно. Надо сказать этому мучителю, чтоб немедленно вернул нас в замок. — Гектор взял кулон и громко потребовал сего, другой же рукой он ухватил за плечо Тантру, кутающуюся в его плащ. Мир завертелся, а потом все вновь стало на свои места, и Тантра оказалась в маленькой тесной комнатке без окон.
Но и ее оглядела она с великим изумлением.
— Где это мы?
— Подожди здесь. — И Гектор вышел через маленькую дверь.
Минута, одна, другая… Вскоре Тантра потеряла им счет.
Тогда дверь снова легко приоткрылась, и вошла девушка, лет, быть может, на пять старше Тантры, рыжеволосая и приветливая.
— Здравствуй.
— Здравствуй. А где Гектор?
— Пошел отмываться да переодеваться. И тебе то же самое посоветовал. Кстати, я его жена Малия, царица вервольфов.
Тантра сдержала свое изумление при этой новости — платье на Малии было обыкновенное, белое, и следа царственности не было в ее добром и по-своему красивом лице. Бывают же лица, прекрасные не изяществом черт, а именно этой подкупающей простотой.
— Я бы с удовольствием помылась. Только вот где?
— Ну, это я покажу, — рассмеялась Малия, — король вампиров попросил меня рассказать тебе все. Ну, пошли. Сейчас все вампиры дрыхнут, и ты никому не попадешься на глаза. Хотя с твоим умением вызывать кровавый дождь они тебя будут очень сильно любить. — Девушка снова рассмеялась.
Тантра тоже слабо улыбнулась. Глядя на это жизнерадостное существо, никак не верилось, что она бывает волчицей. И никак не верилось, что, глядя на Малию, можно держать дурные мысли либо просто хмуриться. Таким удивительным и прекрасным свойством обладала царица оборотней.
Вместе с нею Тантра вышла из той каморки, и взгляду ее предстал длинный-длинный коридор. Множество факелов освещало его, и множество дверей полосовали его стены.
Малия пошла вперед, затем несколько раз повернула. Тантра покорно следовала за ней.
Но вот коридор закончился. И началась длинная винтовая лестница, и в ней было столько ступеней, что Тантре показалось, будто она отмахала по меньшей мере милю.
По пути Малия коротко рассказала обо всем, что в последнее время случалось. О союзе нечисти, об изгнании Вирта, о Марете, Юлиусе, Упыре и остальных, о планах людей и о том, какую роль должна сыграть во всем Тантра.
А девушка молчала. Тошно было у нее на душе, и даже щебетание Малии не могло это заглушить… Со временем, конечно, и глубокая эта рана закроется, да только — в этом Тантра не сомневалась — часто еще будет она видеть во сне тоскливые глаза молодого слепого. Она тряхнула головой и отогнала все мысли…
— Мы пришли. Вот твоя комната, — сказала Малия, толчком открывая дверь.
Тантра прошла внутрь. Собственно, тут было две комнаты: ванная и спальня.
В спальне в углу стояла большая, отчего-то двуспальная кровать, шторы закрывали полукруглое окно, а в центре комнаты стоял небольшой стол, заваленный едой, и три стула вокруг него.
При взгляде на еду Тантра вдруг вспомнила, что уже больше суток ничего не ела. Это отразилось в глазах ее, и потому лицо Малии вдруг приобрело озабоченное выражение.