Сказка Робинзон Крузо
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Даниэля Дефо
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Робинзон продолжает исследовать остров
Много раз пытался я сплести себе корзину, но те прутья, которые мне
удавалось достать, оказывались такими ломкими, что у меня ничего не
выходило.
Ребенком я очень любил ходить к одному корзинщику, проживавшему в
нашем городе, и смотреть, как он работает. И теперь это мне пригодилось.
Все дети наблюдательны и любят помогать взрослым. Приглядевшись к работе
корзинщика, я скоро подметил, как плетутся корзины, и по мере сил помогал
моему приятелю работать. Понемногу я научился плести корзины не хуже его.
Так что теперь мне не хватало только материала. Наконец мне пришло в
голову: не подойдут ли для этого дела ветки тех деревьев, из которых я
сделал частокол? Ведь у них должны быть упругие, гибкие ветки, как у нашей
вербы или ивы. И я решил попробовать.
На другой же день я отправился на дачу, срезал несколько веток,
выбирая самые тонкие, и убедился, что они как нельзя лучше годятся для
плетения корзин. В следующий раз я пришел с топором, чтобы сразу нарубить
побольше веток. Мне не пришлось долго разыскивать их, так как деревья этой
породы росли здесь в большом количестве. Нарубленные прутья я перетащил за
ограду моего шалаша и спрятал.
Как только начался период дождей, я сел за работу и сплел очень много
корзин. Они служили мне для разных надобностей: я носил в них землю,
складывал всякие вещи и т.д. Правда, корзины выходили у меня грубоватые, я
не мог придать им изящества, но, во всяком случае, они хорошо выполняли
свое назначение, а мне только это и нужно было.
С тех пор мне часто приходилось заниматься плетением корзин: старые
ломались или изнашивались и нужны были новые. Я делал всякие корзины - и
большие и маленькие, но главным образом запасался глубокими и прочными
корзинами для хранения зерна: я хотел, чтобы они служили мне вместо
мешков. Правда, сейчас зерна у меня было мало, но ведь я намеревался
копить его в течение нескольких лет.
...Я уже говорил, что мне очень хотелось обойти весь остров и что я
несколько раз доходил до ручья и еще выше - до того места, где построил
шалаш.
Оттуда можно было свободно пройти к противоположному берегу, которого
я еще никогда не видал. Я взял ружье, топорик, большой запас пороха, дроби
и пуль, прихватил на всякий случай два сухаря и большую ветку изюма и
пустился в путь. За мною, как всегда, побежала собака.
Когда я дошел до моего шалаша, я, не останавливаясь, двинулся дальше,
на запад. И вдруг, пройдя с полчаса, я увидел перед собою море, а в море,
к моему удивлению, полосу земли.
Был яркий, солнечный день, я хорошо различал землю, но не мог
определить, материк это или остров. Высокое плоскогорье тянулось с запада
на юг и находилось от моего острова очень далеко, - по моему расчету,
милях в сорока, если не больше.
Я не имел понятия, что это за земля. Одно я знал твердо: это,
несомненно, часть Южной Америки, лежащая, по всей вероятности, недалеко от
испанских владений. Весьма возможно, что там живут дикари-людоеды и что,
если бы я попал туда, мое положение было бы еще хуже, чем теперь.
Эта мысль доставила мне живейшую радость.
Значит, напрасно я проклинал свою горькую участь. Жизнь моя могла бы
оказаться гораздо печальнее. Значит, я совершенно напрасно мучил себя
бесплодными сожалениями о том, зачем буря выбросила меня именно сюда, а не
в какое-нибудь другое место. Значит, я должен радоваться, что живу здесь,
на моем необитаемом острове.
Размышляя таким образом, я не спеша подвигался вперед, причем мне
приходилось убеждаться на каждом шагу, что эта часть острова, где я
находился теперь, гораздо привлекательнее той, где я устроил свое первое
жилье. Всюду здесь зеленые поляны, разукрашенные дивными цветами,
прелестные рощи, звонко поющие птицы.
Я заметил, что здесь во множестве водятся попугаи, и мне захотелось
поймать одного: я надеялся приручить его и научить говорить. После
нескольких неудачных попыток мне удалось изловить молодого попугая: я
подшиб ему палкой крыло. Оглушенный моим ударом, он свалился на землю. Я
подобрал его и принес домой. Впоследствии мне удалось добиться того, что
он стал называть меня по имени.
Дойдя до морского берега, я еще раз убедился, что судьба забросила
меня в самую худшую часть острова.
Здесь весь берег был усеян черепахами, а там, где я жил, я за полтора
года нашел только трех. Здесь было несметное множество птиц всевозможных
пород. Были и такие, каких я никогда не видал. Мясо некоторых оказалось
очень вкусным, хотя я даже не знал, как они называются. Среди известных
мне птиц самыми лучшими были пингвины.
Итак, повторяю еще раз: этот берег был во всех отношениях
привлекательнее моего. И все же я не имел ни малейшего желания
переселяться сюда. Прожив в своей палатке около двух лет, я успел
привыкнуть к тем местам, здесь же я чувствовал себя путником, гостем, мне
было как-то не по себе и тянуло домой.
Выйдя на берег, я повернул к востоку и прошел по прибрежью около
двенадцати миль. Тут я воткнул в землю высокий шест, чтобы заметить место,
так как решил, что в следующий раз приду сюда с другой стороны, и
направился в обратный путь.
Я хотел вернуться другой дорогой.
"Остров так невелик, - думал я, - что на нем нельзя заблудиться. В
крайнем случае, я взберусь на горку, осмотрюсь и увижу, где находится мое
старое жилье".
Однако я сделал большую ошибку. Отойдя от берега не больше двух-трех
миль, я незаметно спустился в широкую долину, которую так тесно обступали
холмы, поросшие густыми лесами, что не было никакой возможности решить,
где я нахожусь. Я мог бы держать путь по солнцу, но для этого надо было в
точности знать, где находится солнце в эти часы. Хуже всего было то, что в
течение трех или четырех дней, пока я блуждал в долине, погода стояла
пасмурная, солнце совсем не показывалось. В конце концов пришлось снова
выйти на берег моря, на то самое место, где стоял мой шест.
Оттуда я вернулся домой прежней дорогой. Шел я не торопясь и часто
присаживался отдохнуть, так как погода была очень жаркая, а мне
приходилось нести много тяжелых вещей - ружье, заряды, топор.
Робинзон продолжает исследовать остров
Много раз пытался я сплести себе корзину, но те прутья, которые мне
удавалось достать, оказывались такими ломкими, что у меня ничего не
выходило.
Ребенком я очень любил ходить к одному корзинщику, проживавшему в
нашем городе, и смотреть, как он работает. И теперь это мне пригодилось.
Все дети наблюдательны и любят помогать взрослым. Приглядевшись к работе
корзинщика, я скоро подметил, как плетутся корзины, и по мере сил помогал
моему приятелю работать. Понемногу я научился плести корзины не хуже его.
Так что теперь мне не хватало только материала. Наконец мне пришло в
голову: не подойдут ли для этого дела ветки тех деревьев, из которых я
сделал частокол? Ведь у них должны быть упругие, гибкие ветки, как у нашей
вербы или ивы. И я решил попробовать.
На другой же день я отправился на дачу, срезал несколько веток,
выбирая самые тонкие, и убедился, что они как нельзя лучше годятся для
плетения корзин. В следующий раз я пришел с топором, чтобы сразу нарубить
побольше веток. Мне не пришлось долго разыскивать их, так как деревья этой
породы росли здесь в большом количестве. Нарубленные прутья я перетащил за
ограду моего шалаша и спрятал.
Как только начался период дождей, я сел за работу и сплел очень много
корзин. Они служили мне для разных надобностей: я носил в них землю,
складывал всякие вещи и т.д. Правда, корзины выходили у меня грубоватые, я
не мог придать им изящества, но, во всяком случае, они хорошо выполняли
свое назначение, а мне только это и нужно было.
С тех пор мне часто приходилось заниматься плетением корзин: старые
ломались или изнашивались и нужны были новые. Я делал всякие корзины - и
большие и маленькие, но главным образом запасался глубокими и прочными
корзинами для хранения зерна: я хотел, чтобы они служили мне вместо
мешков. Правда, сейчас зерна у меня было мало, но ведь я намеревался
копить его в течение нескольких лет.
...Я уже говорил, что мне очень хотелось обойти весь остров и что я
несколько раз доходил до ручья и еще выше - до того места, где построил
шалаш.
Оттуда можно было свободно пройти к противоположному берегу, которого
я еще никогда не видал. Я взял ружье, топорик, большой запас пороха, дроби
и пуль, прихватил на всякий случай два сухаря и большую ветку изюма и
пустился в путь. За мною, как всегда, побежала собака.
Когда я дошел до моего шалаша, я, не останавливаясь, двинулся дальше,
на запад. И вдруг, пройдя с полчаса, я увидел перед собою море, а в море,
к моему удивлению, полосу земли.
Был яркий, солнечный день, я хорошо различал землю, но не мог
определить, материк это или остров. Высокое плоскогорье тянулось с запада
на юг и находилось от моего острова очень далеко, - по моему расчету,
милях в сорока, если не больше.
Я не имел понятия, что это за земля. Одно я знал твердо: это,
несомненно, часть Южной Америки, лежащая, по всей вероятности, недалеко от
испанских владений. Весьма возможно, что там живут дикари-людоеды и что,
если бы я попал туда, мое положение было бы еще хуже, чем теперь.
Эта мысль доставила мне живейшую радость.
Значит, напрасно я проклинал свою горькую участь. Жизнь моя могла бы
оказаться гораздо печальнее. Значит, я совершенно напрасно мучил себя
бесплодными сожалениями о том, зачем буря выбросила меня именно сюда, а не
в какое-нибудь другое место. Значит, я должен радоваться, что живу здесь,
на моем необитаемом острове.
Размышляя таким образом, я не спеша подвигался вперед, причем мне
приходилось убеждаться на каждом шагу, что эта часть острова, где я
находился теперь, гораздо привлекательнее той, где я устроил свое первое
жилье. Всюду здесь зеленые поляны, разукрашенные дивными цветами,
прелестные рощи, звонко поющие птицы.
Я заметил, что здесь во множестве водятся попугаи, и мне захотелось
поймать одного: я надеялся приручить его и научить говорить. После
нескольких неудачных попыток мне удалось изловить молодого попугая: я
подшиб ему палкой крыло. Оглушенный моим ударом, он свалился на землю. Я
подобрал его и принес домой. Впоследствии мне удалось добиться того, что
он стал называть меня по имени.
Дойдя до морского берега, я еще раз убедился, что судьба забросила
меня в самую худшую часть острова.
Здесь весь берег был усеян черепахами, а там, где я жил, я за полтора
года нашел только трех. Здесь было несметное множество птиц всевозможных
пород. Были и такие, каких я никогда не видал. Мясо некоторых оказалось
очень вкусным, хотя я даже не знал, как они называются. Среди известных
мне птиц самыми лучшими были пингвины.
Итак, повторяю еще раз: этот берег был во всех отношениях
привлекательнее моего. И все же я не имел ни малейшего желания
переселяться сюда. Прожив в своей палатке около двух лет, я успел
привыкнуть к тем местам, здесь же я чувствовал себя путником, гостем, мне
было как-то не по себе и тянуло домой.
Выйдя на берег, я повернул к востоку и прошел по прибрежью около
двенадцати миль. Тут я воткнул в землю высокий шест, чтобы заметить место,
так как решил, что в следующий раз приду сюда с другой стороны, и
направился в обратный путь.
Я хотел вернуться другой дорогой.
"Остров так невелик, - думал я, - что на нем нельзя заблудиться. В
крайнем случае, я взберусь на горку, осмотрюсь и увижу, где находится мое
старое жилье".
Однако я сделал большую ошибку. Отойдя от берега не больше двух-трех
миль, я незаметно спустился в широкую долину, которую так тесно обступали
холмы, поросшие густыми лесами, что не было никакой возможности решить,
где я нахожусь. Я мог бы держать путь по солнцу, но для этого надо было в
точности знать, где находится солнце в эти часы. Хуже всего было то, что в
течение трех или четырех дней, пока я блуждал в долине, погода стояла
пасмурная, солнце совсем не показывалось. В конце концов пришлось снова
выйти на берег моря, на то самое место, где стоял мой шест.
Оттуда я вернулся домой прежней дорогой. Шел я не торопясь и часто
присаживался отдохнуть, так как погода была очень жаркая, а мне
приходилось нести много тяжелых вещей - ружье, заряды, топор.