Сказка Робинзон Крузо
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Даниэля Дефо
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Календарь Робинзона. - Робинзон устраивает свое жилье
- Вскоре после того, как я поселился на острове, мне вдруг пришло в
голову, что я потеряю счет времени и даже перестану отличать воскресенья
от будней, если не заведу календаря.
Календарь я устроил так: обтесал топором большое бревно и вбил его в
песок на берегу, на том самом месте, куда меня выбросило бурей, и прибил к
этому столбу перекладину, на которой вырезал крупными буквами такие слова:
ЗДЕСЬ Я ВПЕРВЫЕ
СТУПИЛ НА ЭТОТ ОСТРОВ
30 СЕНТЯБРЯ 1659 ГОДА
С тех пор я каждый день делал на своем столбе зарубку в виде короткой
черточки. Через шесть черточек я делал одну длиннее - это означало
воскресенье; зарубки же, обозначающие первое число каждого месяца, я делал
еще длиннее. Таким образом я вел мой календарь, отмечая дни, недели,
месяцы и годы.
Перечисляя вещи, перевезенные мною с корабля, как уже было сказано, в
одиннадцать приемов, я не упомянул о многих мелочах, хотя и не особенно
ценных, но сослуживших мне тем не менее большую службу. Так, например, в
каютах капитана и его помощника я нашел чернила, перья и бумагу, три или
четыре компаса, некоторые астрономические приборы, подзорные трубы,
географические карты и корабельный журнал. Все это я сложил в один из
сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из
этих вещей. Затем мне попалось несколько книг на португальском языке. Я
подобрал и их.
Были у нас на корабле две кошки и собака. Кошек я перевез на берег на
плоту; собака же еще во время моей первой поездки сама спрыгнула в воду и
поплыла за мной. Много лет она была мне надежным помощником, служила мне
верой и правдой. Она почти заменяла мне человеческое общество, только не
могла говорить. О, как бы дорого я дал, чтобы она заговорила!
Чернила, перья и бумагу я старался всячески беречь. Пока у меня были
чернила, я подробно записывал все, что случалось со мной; когда же они
иссякли, пришлось прекратить записи, так как я не умел делать чернила и не
мог придумать, чем их заменить.
Вообще, хотя у меня был такой обширный склад всевозможных вещей, мне,
кроме чернил, недоставало еще очень многого: у меня не было ни лопаты, ни
заступа, ни кирки - ни одного инструмента для земляных работ. Не было ни
иголок, ни ниток. Мое белье пришло в полную негодность, но вскоре я
научился обходиться совсем без белья, не испытывая большого лишения.
Так как мне не хватало нужных инструментов, всякая работа шла у меня
очень медленно и давалась с большим трудом. Над тем частоколом, которым я
обвел мое жилище, я работал чуть не целый год. Нарубить в лесу толстые
жерди, вытесать из них колья, перетащить эти колья к палатке - на все это
нужно было много времени. Колья были очень тяжелые, так что я мог поднять
не более одного зараз, и порою у меня уходило два дня лишь на то, чтобы
вытесать кол и принести его домой, а третий день - чтобы вбить его в
землю.
Вбивая колья в землю, я употреблял сначала тяжелую дубину, но потом я
вспомнил, что у меня есть железные ломы, которые я привез с корабля. Я
стал работать ломом, хотя не скажу, чтобы это сильно облегчило мой труд.
Вообще вбивание кольев было для меня одной из самых утомительных и
неприятных работ. Но мне ли было этим смущаться? Ведь все равно я не знал,
куда мне девать мое время, и другого дела у меня не было, кроме скитаний
по острову в поисках пищи; этим делом я занимался аккуратно изо дня в
день.
Порою на меня нападало отчаяние, я испытывал смертельную тоску, чтобы
побороть эти горькие чувства, я взял перо и попытался доказать себе
самому, что в моем бедственном положении есть все же немало хорошего.
Я разделил страницу пополам и написал слева "худо", а справа
"хорошо", и вот что у меня получилось:
ХУДО ХОРОШО
Я заброшен на унылый, Но я остался в живых, хо-
необитаемый остров, и у тя мог бы утонуть, как все
меня нет никакой надежды мои спутники.
спастись.
Я удален от всего чело- Но я не умер с голоду и
вечества; я пустынник, из- не погиб в этой пустыне.
гнанный навсегда из мира
людей.
У меня мало одежды, и Но климат здесь жаркий,
скоро мне нечем будет при- и можно обойтись без одеж-
крыть наготу. ды.
Я не могу защитить себя, Но здесь нет ни людей, ни
если на меня нападут злые зверей. И я могу считать
люди или дикие звери. себя счастливым, что меня
не выбросило на берег Аф-
рики, где столько свирепых
хищников.
Мне не с кем перемол- Но я успел запастись
виться словом, некому обо- всем необходимым для жизни
дрить и утешить меня. и обеспечить себе пропита-
ние до конца своих дней.
Эти размышления оказали мне большую поддержку. Я увидел, что мне не
следует унывать и отчаиваться, так как в самых тяжелых горестях можно и
должно найти утешение.
Я успокоился и стал гораздо бодрее. До той поры я только и думал, как
бы мне покинуть этот остров; целыми часами я вглядывался в морскую даль -
не покажется ли где-нибудь корабль. Теперь же, покончив с пустыми
надеждами, я стал думать о том, как бы мне получше наладить мою жизнь на
острове.
Я уже описывал свое жилище. Это была палатка, разбитая на склоне горы
и обнесенная крепким двойным частоколом. Но теперь мою ограду можно было
назвать стеной или валом, потому что вплотную к ней, с наружной ее
стороны, я вывел земляную насыпь в два фута толщиной.
Спустя еще некоторое время (года через полтора) я положил на свою
насыпь жерди, прислонив их к откосу горы, а сверху сделал настил из веток
и длинных широких листьев. Таким образом, мой дворик оказался под крышей,
и я мог не бояться дождей, которые, как я уже говорил, в определенное
время года беспощадно поливали мой остров.
Читатель уже знает, что все имущество я перенес в свою крепость -
сначала только в ограду, а затем и в пещеру, которую я вырыл в холме за
палаткой. Но я должен сознаться, что первое время мои вещи были свалены в
кучу, как попало, и загромождали весь двор. Я постоянно натыкался на них,
и мне буквально негде было повернуться. Чтобы уложить все как следует,
пришлось расширить пещеру.
После того как я заделал вход в ограду и, следовательно, мог считать
себя в безопасности от нападения хищных зверей, я принялся расширять и
удлинять мою пещеру. К счастью, гора состояла из рыхлого песчаника.
Прокопав землю вправо, сколько было нужно по моему расчету, я повернул еще
правее и вывел ход наружу, за ограду.
Этот сквозной подземный ход - черный ход моего жилища - не только
давал мне возможность свободно уходить со двора и возвращаться домой, но и
значительно увеличивал площадь моей кладовой.
Покончив с этой работой, я принялся мастерить себе мебель. Всего
нужнее были мне стол и стул: без стола и стула я не мог вполне
наслаждаться даже теми скромными удобствами, какие были доступны мне в
моем одиночестве, - не мог ни есть по-человечески, ни писать, ни читать.
И вот я стал столяром.
Ни разу в жизни до той поры я не брал в руки столярного инструмента,
и тем не менее благодаря природной сообразительности и упорству в труде я
мало-помалу приобрел такой опыт, что, будь у меня все необходимые
инструменты, мог бы сколотить любую мебель.
Но даже и без инструментов или почти без инструментов, с одним только
топором да рубанком, я сделал множество вещей, хотя, вероятно, никто еще
не делал их столь первобытным способом и не затрачивал при этом так много
труда. Только для того чтобы сделать доску, я должен был срубить дерево,
очистить ствол от ветвей и обтесывать с обеих сторон до тех пор, пока он
не превратится в какое-то подобие доски. Способ был неудобный и очень
невыгодный, так как из целого дерева выходила лишь одна доска. Но ничего
не поделаешь, приходилось терпеть. К тому же мое время и мой труд стоили
очень дешево, так не все ли равно, куда и на что они шли?
Итак, прежде всего я сделал себе стол и стул. Я употребил на это
короткие доски, взятые с корабля. Затем я натесал длинных досок своим
первобытным способом и приладил в моем погребе несколько полок, одну над
другой, фута по полтора шириной. Я сложил на них инструменты, гвозди,
обломки железа и прочую мелочь - словом, разложил все по местам, чтобы,
когда понадобится, я мог легко найти каждую вещь.
Кроме того, я вбил в стену моего погреба колышки и развесил на них
ружья, пистолеты и прочие вещи.
Кто увидел бы после этого мою пещеру, наверное принял бы ее за склад
всевозможных хозяйственных принадлежностей. И для меня было истинным
удовольствием заглядывать в этот склад - так много было там всякого добра,
в таком порядке были разложены и развешаны все вещи, и каждая мелочь была
у меня под рукой.
С этих-то пор я и начал вести свой дневник, записывая все, что я
сделал в течение дня. Первое время мне было не до записей: я был слишком
завален работой; к тому же меня удручали тогда такие мрачные мысли, что я
боялся, как бы они не отразились в моем дневнике.
Но теперь, когда мне наконец удалось совладать со своей тоской,
когда, перестав баюкать себя бесплодными мечтами и надеждами, я занялся
устройством своего жилья, привел в порядок свое домашнее хозяйство,
смастерил себе стол и стул, вообще устроился по возможности удобно и
уютно, я принялся за дневник. Привожу его здесь целиком, хотя большая
часть описанных в нем событий уже известна читателю из предыдущих глав.
Повторяю, я вел мой дневник аккуратно, пока у меня были чернила. Когда же
чернила вышли, дневник поневоле пришлось прекратить. Прежде всего я сделал
себе стол и стул.
Календарь Робинзона. - Робинзон устраивает свое жилье
- Вскоре после того, как я поселился на острове, мне вдруг пришло в
голову, что я потеряю счет времени и даже перестану отличать воскресенья
от будней, если не заведу календаря.
Календарь я устроил так: обтесал топором большое бревно и вбил его в
песок на берегу, на том самом месте, куда меня выбросило бурей, и прибил к
этому столбу перекладину, на которой вырезал крупными буквами такие слова:
ЗДЕСЬ Я ВПЕРВЫЕ
СТУПИЛ НА ЭТОТ ОСТРОВ
30 СЕНТЯБРЯ 1659 ГОДА
С тех пор я каждый день делал на своем столбе зарубку в виде короткой
черточки. Через шесть черточек я делал одну длиннее - это означало
воскресенье; зарубки же, обозначающие первое число каждого месяца, я делал
еще длиннее. Таким образом я вел мой календарь, отмечая дни, недели,
месяцы и годы.
Перечисляя вещи, перевезенные мною с корабля, как уже было сказано, в
одиннадцать приемов, я не упомянул о многих мелочах, хотя и не особенно
ценных, но сослуживших мне тем не менее большую службу. Так, например, в
каютах капитана и его помощника я нашел чернила, перья и бумагу, три или
четыре компаса, некоторые астрономические приборы, подзорные трубы,
географические карты и корабельный журнал. Все это я сложил в один из
сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из
этих вещей. Затем мне попалось несколько книг на португальском языке. Я
подобрал и их.
Были у нас на корабле две кошки и собака. Кошек я перевез на берег на
плоту; собака же еще во время моей первой поездки сама спрыгнула в воду и
поплыла за мной. Много лет она была мне надежным помощником, служила мне
верой и правдой. Она почти заменяла мне человеческое общество, только не
могла говорить. О, как бы дорого я дал, чтобы она заговорила!
Чернила, перья и бумагу я старался всячески беречь. Пока у меня были
чернила, я подробно записывал все, что случалось со мной; когда же они
иссякли, пришлось прекратить записи, так как я не умел делать чернила и не
мог придумать, чем их заменить.
Вообще, хотя у меня был такой обширный склад всевозможных вещей, мне,
кроме чернил, недоставало еще очень многого: у меня не было ни лопаты, ни
заступа, ни кирки - ни одного инструмента для земляных работ. Не было ни
иголок, ни ниток. Мое белье пришло в полную негодность, но вскоре я
научился обходиться совсем без белья, не испытывая большого лишения.
Так как мне не хватало нужных инструментов, всякая работа шла у меня
очень медленно и давалась с большим трудом. Над тем частоколом, которым я
обвел мое жилище, я работал чуть не целый год. Нарубить в лесу толстые
жерди, вытесать из них колья, перетащить эти колья к палатке - на все это
нужно было много времени. Колья были очень тяжелые, так что я мог поднять
не более одного зараз, и порою у меня уходило два дня лишь на то, чтобы
вытесать кол и принести его домой, а третий день - чтобы вбить его в
землю.
Вбивая колья в землю, я употреблял сначала тяжелую дубину, но потом я
вспомнил, что у меня есть железные ломы, которые я привез с корабля. Я
стал работать ломом, хотя не скажу, чтобы это сильно облегчило мой труд.
Вообще вбивание кольев было для меня одной из самых утомительных и
неприятных работ. Но мне ли было этим смущаться? Ведь все равно я не знал,
куда мне девать мое время, и другого дела у меня не было, кроме скитаний
по острову в поисках пищи; этим делом я занимался аккуратно изо дня в
день.
Порою на меня нападало отчаяние, я испытывал смертельную тоску, чтобы
побороть эти горькие чувства, я взял перо и попытался доказать себе
самому, что в моем бедственном положении есть все же немало хорошего.
Я разделил страницу пополам и написал слева "худо", а справа
"хорошо", и вот что у меня получилось:
ХУДО ХОРОШО
Я заброшен на унылый, Но я остался в живых, хо-
необитаемый остров, и у тя мог бы утонуть, как все
меня нет никакой надежды мои спутники.
спастись.
Я удален от всего чело- Но я не умер с голоду и
вечества; я пустынник, из- не погиб в этой пустыне.
гнанный навсегда из мира
людей.
У меня мало одежды, и Но климат здесь жаркий,
скоро мне нечем будет при- и можно обойтись без одеж-
крыть наготу. ды.
Я не могу защитить себя, Но здесь нет ни людей, ни
если на меня нападут злые зверей. И я могу считать
люди или дикие звери. себя счастливым, что меня
не выбросило на берег Аф-
рики, где столько свирепых
хищников.
Мне не с кем перемол- Но я успел запастись
виться словом, некому обо- всем необходимым для жизни
дрить и утешить меня. и обеспечить себе пропита-
ние до конца своих дней.
Эти размышления оказали мне большую поддержку. Я увидел, что мне не
следует унывать и отчаиваться, так как в самых тяжелых горестях можно и
должно найти утешение.
Я успокоился и стал гораздо бодрее. До той поры я только и думал, как
бы мне покинуть этот остров; целыми часами я вглядывался в морскую даль -
не покажется ли где-нибудь корабль. Теперь же, покончив с пустыми
надеждами, я стал думать о том, как бы мне получше наладить мою жизнь на
острове.
Я уже описывал свое жилище. Это была палатка, разбитая на склоне горы
и обнесенная крепким двойным частоколом. Но теперь мою ограду можно было
назвать стеной или валом, потому что вплотную к ней, с наружной ее
стороны, я вывел земляную насыпь в два фута толщиной.
Спустя еще некоторое время (года через полтора) я положил на свою
насыпь жерди, прислонив их к откосу горы, а сверху сделал настил из веток
и длинных широких листьев. Таким образом, мой дворик оказался под крышей,
и я мог не бояться дождей, которые, как я уже говорил, в определенное
время года беспощадно поливали мой остров.
Читатель уже знает, что все имущество я перенес в свою крепость -
сначала только в ограду, а затем и в пещеру, которую я вырыл в холме за
палаткой. Но я должен сознаться, что первое время мои вещи были свалены в
кучу, как попало, и загромождали весь двор. Я постоянно натыкался на них,
и мне буквально негде было повернуться. Чтобы уложить все как следует,
пришлось расширить пещеру.
После того как я заделал вход в ограду и, следовательно, мог считать
себя в безопасности от нападения хищных зверей, я принялся расширять и
удлинять мою пещеру. К счастью, гора состояла из рыхлого песчаника.
Прокопав землю вправо, сколько было нужно по моему расчету, я повернул еще
правее и вывел ход наружу, за ограду.
Этот сквозной подземный ход - черный ход моего жилища - не только
давал мне возможность свободно уходить со двора и возвращаться домой, но и
значительно увеличивал площадь моей кладовой.
Покончив с этой работой, я принялся мастерить себе мебель. Всего
нужнее были мне стол и стул: без стола и стула я не мог вполне
наслаждаться даже теми скромными удобствами, какие были доступны мне в
моем одиночестве, - не мог ни есть по-человечески, ни писать, ни читать.
И вот я стал столяром.
Ни разу в жизни до той поры я не брал в руки столярного инструмента,
и тем не менее благодаря природной сообразительности и упорству в труде я
мало-помалу приобрел такой опыт, что, будь у меня все необходимые
инструменты, мог бы сколотить любую мебель.
Но даже и без инструментов или почти без инструментов, с одним только
топором да рубанком, я сделал множество вещей, хотя, вероятно, никто еще
не делал их столь первобытным способом и не затрачивал при этом так много
труда. Только для того чтобы сделать доску, я должен был срубить дерево,
очистить ствол от ветвей и обтесывать с обеих сторон до тех пор, пока он
не превратится в какое-то подобие доски. Способ был неудобный и очень
невыгодный, так как из целого дерева выходила лишь одна доска. Но ничего
не поделаешь, приходилось терпеть. К тому же мое время и мой труд стоили
очень дешево, так не все ли равно, куда и на что они шли?
Итак, прежде всего я сделал себе стол и стул. Я употребил на это
короткие доски, взятые с корабля. Затем я натесал длинных досок своим
первобытным способом и приладил в моем погребе несколько полок, одну над
другой, фута по полтора шириной. Я сложил на них инструменты, гвозди,
обломки железа и прочую мелочь - словом, разложил все по местам, чтобы,
когда понадобится, я мог легко найти каждую вещь.
Кроме того, я вбил в стену моего погреба колышки и развесил на них
ружья, пистолеты и прочие вещи.
Кто увидел бы после этого мою пещеру, наверное принял бы ее за склад
всевозможных хозяйственных принадлежностей. И для меня было истинным
удовольствием заглядывать в этот склад - так много было там всякого добра,
в таком порядке были разложены и развешаны все вещи, и каждая мелочь была
у меня под рукой.
С этих-то пор я и начал вести свой дневник, записывая все, что я
сделал в течение дня. Первое время мне было не до записей: я был слишком
завален работой; к тому же меня удручали тогда такие мрачные мысли, что я
боялся, как бы они не отразились в моем дневнике.
Но теперь, когда мне наконец удалось совладать со своей тоской,
когда, перестав баюкать себя бесплодными мечтами и надеждами, я занялся
устройством своего жилья, привел в порядок свое домашнее хозяйство,
смастерил себе стол и стул, вообще устроился по возможности удобно и
уютно, я принялся за дневник. Привожу его здесь целиком, хотя большая
часть описанных в нем событий уже известна читателю из предыдущих глав.
Повторяю, я вел мой дневник аккуратно, пока у меня были чернила. Когда же
чернила вышли, дневник поневоле пришлось прекратить. Прежде всего я сделал
себе стол и стул.