Сказка Робинзон Крузо
Читать сказки онлайн / Авторские сказки / Сказки Даниэля Дефо
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Робинзон возвращается в пещеру. - Его полевые работы
Во время этого путешествия моя собака вспугнула козленка и схватила
его, но загрызть не успела: я подбежал и отнял его. Мне очень хотелось
взять его с собой: я страстно мечтал раздобыть где-нибудь пару козлят,
чтобы развести стадо и обеспечить себе мясную пищу к тому времени, когда у
меня выйдет весь порох.
Я смастерил для козленка ошейник и повел его на веревке; веревку я
давно уже свил из пеньки от старых канатов и всегда носил ее в кармане.
Козленок упирался, но все-таки шел. Добравшись до своей дачи, я оставил
его в ограде, сам же пошел дальше: мне хотелось поскорее очутиться дома,
так как я путешествовал больше месяца.
Не могу выразить, с каким удовольствием воротился я под крышу своего
старого дома и снова разлегся в гамаке. Эти скитания по острову, когда мне
негде было приклонить голову, так утомили меня, что мой собственный дом
(как называл я теперь мое жилье) показался мне необыкновенно уютным.
С неделю я отдыхал и наслаждался домашней едой. Большую часть этого
времени я был занят важнейшим делом: мастерил клетку для Попки, который
сразу же сделался домашней птицей и очень привязался ко мне.
Затем я вспомнил о бедном козленке, сидевшем в плену на даче.
"Наверное, - думал я, - он уже съел всю траву и выпил всю воду, какую я
ему оставил, и теперь голодает". Надо было сходить за ним. Придя на дачу,
я застал его там, где оставил. Впрочем, он и не мог уйти. Он умирал с
голоду. Я нарезал веток с ближайших деревьев и перебросил ему за ограду.
Когда козленок поел, я привязал к его ошейнику веревку и хотел вести
его, как раньше, но от голода он сделался таким ручным, что веревка стала
не нужна: он побежал за мной сам, как собачонка.
Дорогой я часто кормил его, и благодаря этому он стал таким же
послушным и кротким, как и прочие жильцы моего дома, и так ко мне
привязался, что не отходил от меня ни на шаг.
Наступил декабрь, когда должны были взойти ячмень и рис. Возделанный
мною участок был невелик, потому что, как я уже говорил, засуха погубила
почти весь посев первого года и у меня оставалось не более осьмушки бушеля
каждого сорта зерна.
На этот раз можно было ожидать отличного урожая, но вдруг оказалось,
что я снова рискую потерять весь посев, так как мое поле опустошается
целыми полчищами разнообразных врагов, от которых едва ли возможно
уберечься. Этими врагами были, во-первых, козы, во-вторых, те дикие
зверьки, которых я назвал зайцами. Сладкие стебли риса и ячменя пришлись
им по вкусу: они проводили на поле дни и ночи и съедали молодые побеги,
прежде чем те успевали заколоситься.
Против нашествия этих врагов было лишь одно средство: огородить все
поле плетнем. Я так и сделал. Но эта работа была очень тяжела, главным
образом потому, что надо было спешить, так как враги нещадно истребляли
колосья. Впрочем, поле было такое небольшое, что через три недели изгородь
была готова.
Изгородь оказалась довольно хорошей. Покуда она не была закончена, я
отпугивал врагов выстрелами, а на ночь привязывал к изгороди собаку,
которая лаяла до утра. Благодаря всем этим мерам предосторожности враги
оставили меня в покое, и мои колосья стали наливаться зерном.
Но чуть только хлеб заколосился, появились новые враги: налетели стаи
прожорливых птиц и начали кружиться над полем, выжидая, когда я уйду и
можно будет наброситься на хлеб. Я сейчас же выпустил в них заряд дроби
(так как никогда не выходил без ружья), и не успел я выстрелить, как с
поля поднялась другая стая, которой я сначала не заметил.
Я был не на шутку встревожен.
"Еще несколько дней такого грабежа - и прощай все мои надежды, -
говорил я себе, - у меня нет больше семян, и я останусь без хлеба".
Что было делать? Как избавиться от этой новой напасти? Ничего
придумать я не мог, но твердо решил во что бы то ни стало отстоять свой
хлеб, хотя бы мне пришлось караулить его круглые сутки.
Раньше всего я обошел все поле, чтобы установить, много ли вреда
причинили мне птицы. Оказалось, что хлеб порядком попорчен. Но с этой
потерей можно было еще примириться, если бы удалось сберечь остальное.
Птицы притаились на ближайших деревьях: они ждали, чтобы я ушел. Я зарядил
ружье и сделал вид, что ухожу. Воры обрадовались и стали один за другим
опускаться на пашню. Это страшно рассердило меня. Сначала я хотел было
подождать, чтобы опустилась вся стая, но у меня не хватило терпения.
"Ведь из-за каждого зерна, которое они съедят теперь, я, может быть,
лишаюсь в будущем целой ковриги хлеба", - сказал я себе.
Я подбежал к изгороди и начал стрелять; три птицы остались на месте.
Я поднял их и повесил на высоком столбе, чтобы запугать остальных. Трудно
себе представить, какое поразительное действие произвела эта мера: ни одна
птица не села больше на пашню. Все улетели из этой части острова; по
крайней мере, я не видал ни одной за все время, пока мои пугала висели на
столбе. Можете быть уверены, что мне эта победа над птицами доставила
большое удовольствие.
К концу декабря хлеб поспел, и я снял жатву, вторую в этом году.
У меня, к сожалению, не было ни косы, ни серпа, и после долгих
размышлений я решил воспользоваться для полевых работ широкой саблей,
взятой мною с корабля вместе с другим оружием. Впрочем, хлеба было у меня
так немного, что убрать его не составляло большого труда. Да и убирал я
его своим собственным способом: срезал только колосья и уносил с поля в
большой корзине. Когда все было собрано, я перетер колосья руками, чтобы
отделить шелуху от зерна, и в результате из одной осьмушки бушеля семян
каждого сорта получил около двух бушелей риса и два с половиной бушеля
ячменя (конечно, по приблизительному расчету, так как у меня не было
мерки).
Урожай был очень хороший, и такая удача окрылила меня. Теперь я мог
надеяться, что через несколько лет у меня будет постоянный запас хлеба. Но
вместе с тем предо мною возникли и новые затруднения. Как без мельницы,
без жерновов превратить зерно в муку? Как просеять муку? Как вымесить из
муки тесто? Как, наконец, испечь хлеб? Ничего этого я не умел. Поэтому я
решил не трогать урожая и оставить все зерно на семена, а тем временем, до
следующего посева, приложить все усилия к тому, чтобы разрешить главную
задачу, то есть изыскать способ превращать зерно в печеный хлеб.
Робинзон возвращается в пещеру. - Его полевые работы
Во время этого путешествия моя собака вспугнула козленка и схватила
его, но загрызть не успела: я подбежал и отнял его. Мне очень хотелось
взять его с собой: я страстно мечтал раздобыть где-нибудь пару козлят,
чтобы развести стадо и обеспечить себе мясную пищу к тому времени, когда у
меня выйдет весь порох.
Я смастерил для козленка ошейник и повел его на веревке; веревку я
давно уже свил из пеньки от старых канатов и всегда носил ее в кармане.
Козленок упирался, но все-таки шел. Добравшись до своей дачи, я оставил
его в ограде, сам же пошел дальше: мне хотелось поскорее очутиться дома,
так как я путешествовал больше месяца.
Не могу выразить, с каким удовольствием воротился я под крышу своего
старого дома и снова разлегся в гамаке. Эти скитания по острову, когда мне
негде было приклонить голову, так утомили меня, что мой собственный дом
(как называл я теперь мое жилье) показался мне необыкновенно уютным.
С неделю я отдыхал и наслаждался домашней едой. Большую часть этого
времени я был занят важнейшим делом: мастерил клетку для Попки, который
сразу же сделался домашней птицей и очень привязался ко мне.
Затем я вспомнил о бедном козленке, сидевшем в плену на даче.
"Наверное, - думал я, - он уже съел всю траву и выпил всю воду, какую я
ему оставил, и теперь голодает". Надо было сходить за ним. Придя на дачу,
я застал его там, где оставил. Впрочем, он и не мог уйти. Он умирал с
голоду. Я нарезал веток с ближайших деревьев и перебросил ему за ограду.
Когда козленок поел, я привязал к его ошейнику веревку и хотел вести
его, как раньше, но от голода он сделался таким ручным, что веревка стала
не нужна: он побежал за мной сам, как собачонка.
Дорогой я часто кормил его, и благодаря этому он стал таким же
послушным и кротким, как и прочие жильцы моего дома, и так ко мне
привязался, что не отходил от меня ни на шаг.
Наступил декабрь, когда должны были взойти ячмень и рис. Возделанный
мною участок был невелик, потому что, как я уже говорил, засуха погубила
почти весь посев первого года и у меня оставалось не более осьмушки бушеля
каждого сорта зерна.
На этот раз можно было ожидать отличного урожая, но вдруг оказалось,
что я снова рискую потерять весь посев, так как мое поле опустошается
целыми полчищами разнообразных врагов, от которых едва ли возможно
уберечься. Этими врагами были, во-первых, козы, во-вторых, те дикие
зверьки, которых я назвал зайцами. Сладкие стебли риса и ячменя пришлись
им по вкусу: они проводили на поле дни и ночи и съедали молодые побеги,
прежде чем те успевали заколоситься.
Против нашествия этих врагов было лишь одно средство: огородить все
поле плетнем. Я так и сделал. Но эта работа была очень тяжела, главным
образом потому, что надо было спешить, так как враги нещадно истребляли
колосья. Впрочем, поле было такое небольшое, что через три недели изгородь
была готова.
Изгородь оказалась довольно хорошей. Покуда она не была закончена, я
отпугивал врагов выстрелами, а на ночь привязывал к изгороди собаку,
которая лаяла до утра. Благодаря всем этим мерам предосторожности враги
оставили меня в покое, и мои колосья стали наливаться зерном.
Но чуть только хлеб заколосился, появились новые враги: налетели стаи
прожорливых птиц и начали кружиться над полем, выжидая, когда я уйду и
можно будет наброситься на хлеб. Я сейчас же выпустил в них заряд дроби
(так как никогда не выходил без ружья), и не успел я выстрелить, как с
поля поднялась другая стая, которой я сначала не заметил.
Я был не на шутку встревожен.
"Еще несколько дней такого грабежа - и прощай все мои надежды, -
говорил я себе, - у меня нет больше семян, и я останусь без хлеба".
Что было делать? Как избавиться от этой новой напасти? Ничего
придумать я не мог, но твердо решил во что бы то ни стало отстоять свой
хлеб, хотя бы мне пришлось караулить его круглые сутки.
Раньше всего я обошел все поле, чтобы установить, много ли вреда
причинили мне птицы. Оказалось, что хлеб порядком попорчен. Но с этой
потерей можно было еще примириться, если бы удалось сберечь остальное.
Птицы притаились на ближайших деревьях: они ждали, чтобы я ушел. Я зарядил
ружье и сделал вид, что ухожу. Воры обрадовались и стали один за другим
опускаться на пашню. Это страшно рассердило меня. Сначала я хотел было
подождать, чтобы опустилась вся стая, но у меня не хватило терпения.
"Ведь из-за каждого зерна, которое они съедят теперь, я, может быть,
лишаюсь в будущем целой ковриги хлеба", - сказал я себе.
Я подбежал к изгороди и начал стрелять; три птицы остались на месте.
Я поднял их и повесил на высоком столбе, чтобы запугать остальных. Трудно
себе представить, какое поразительное действие произвела эта мера: ни одна
птица не села больше на пашню. Все улетели из этой части острова; по
крайней мере, я не видал ни одной за все время, пока мои пугала висели на
столбе. Можете быть уверены, что мне эта победа над птицами доставила
большое удовольствие.
К концу декабря хлеб поспел, и я снял жатву, вторую в этом году.
У меня, к сожалению, не было ни косы, ни серпа, и после долгих
размышлений я решил воспользоваться для полевых работ широкой саблей,
взятой мною с корабля вместе с другим оружием. Впрочем, хлеба было у меня
так немного, что убрать его не составляло большого труда. Да и убирал я
его своим собственным способом: срезал только колосья и уносил с поля в
большой корзине. Когда все было собрано, я перетер колосья руками, чтобы
отделить шелуху от зерна, и в результате из одной осьмушки бушеля семян
каждого сорта получил около двух бушелей риса и два с половиной бушеля
ячменя (конечно, по приблизительному расчету, так как у меня не было
мерки).
Урожай был очень хороший, и такая удача окрылила меня. Теперь я мог
надеяться, что через несколько лет у меня будет постоянный запас хлеба. Но
вместе с тем предо мною возникли и новые затруднения. Как без мельницы,
без жерновов превратить зерно в муку? Как просеять муку? Как вымесить из
муки тесто? Как, наконец, испечь хлеб? Ничего этого я не умел. Поэтому я
решил не трогать урожая и оставить все зерно на семена, а тем временем, до
следующего посева, приложить все усилия к тому, чтобы разрешить главную
задачу, то есть изыскать способ превращать зерно в печеный хлеб.